Критическая история гностицизма и его влияния. Том 2

Мы подходим к гностицизму во всем его богатстве. В первой части наших исследований мы увидели, как древние учения Востока породили доктрины гностиков на земле Палестины, Сирии, Малой Азии и Италии; теперь мы увидим, как те же восточные идеи вызвали аналогичные, но еще более любопытные теории на земле Египта и в стенах ученой Александрии. Безусловно, зороастризм, проникнув в Палестину с евреями, возвращавшимися из изгнания, и распространившись на Сирию и часть Малой Азии благодаря войнам и торговым связям, которые смешали между собой все народы Азии, от берегов Инда до Средиземного моря, встретил и там замечательные системы; и прежде чем соединиться с верованиями христиан, он мог видоизмениться под влиянием верований евреев, финикийцев, сирийцев и некоторых других народов. Тем не менее, ни одна из этих систем не была способна соперничать с смелостью его спекуляций, и он сохранил в новых учениях, которые он обогатил, своего рода господство, характерное для гностических школ Сирии и Малой Азии. В Египте, напротив, он нашел соперничающие доктрины, которые были там сильнее, чем где-либо еще. Греческая философия процветала там, будучи более богатой, более верующей и более мощной, чем в любой другой стране, где говорили на их языке; иудаизм, после того как он вновь окреп на родине своего знаменитого патриарха, обогатился в Египте благодаря трудам Аристобула и Филона всем, что могло быть заимствовано из пифагорейского платонизма; и сам Египет, несмотря на трехвековое иностранное господство, все еще сохранял свои таинственные учения, народные традиции1 и величественные памятники.

В таком состоянии дел было невозможно, чтобы зороастризм преобладал среди своих последователей в Египте, как он преобладал в других местах; и если некоторые члены христианского общества попытались и там обогатить свои верования заимствованиями, исправить их изменениями или реформировать с помощью новых учений, то эти реформы, изменения и заимствования неизбежно должны были иметь совершенно особый характер.

Таков, действительно, гностицизм Египта. Он схож в некоторых пунктах с гностицизмом Сирии, но отличается во многих других аспектах: он, в целом, бесконечно богаче и заходит гораздо дальше. Идеи Месопотамии также узнаваемы в нем, но они не доминируют, и если они проявляются, то лишь постольку, поскольку они связаны с иудаизированным платонизмом и древними верованиями Египта.

Само христианство, которое стало отправной точкой для гностицизма, было иным на берегах Нила, чем на берегах Иордана или Понта Эвксинского (Черного моря). Его основные принципы, без сомнения, везде одинаковы; но в Египте эти принципы излагались с большей ученостью, искусством и вкусом, и к ним присоединялось множество разработок и второстепенных идей, которых христианская религия была еще лишена в других местах. Пантен, Афинагор, Климент, Ориген, окруженные, с одной стороны, древней мудростью святилищ Фив, Мемфиса и Саиса2, а с другой – сокровищами Александрийского музея, который так долго сохранял свои прекрасные исследования и высокое влияние, не могли и не должны были учить так же, как учители, оказавшиеся в варварских странах. Таким образом, христианское общество Египта само по себе содержало в себе больше элементов гностицизма, чем любое другое.