КНИГА 2
Глава
–
Небо затянулось тяжелыми тучами, которые низко опустились, словно прощаясь с Олей. И вот пошел мелкий колючий снег, собираясь на плечах, капюшонах и платках людей белым покрывалом, но под ногами становился рыхлым, темным. Казалось бы, легкий ветерок, но он проникал постепенно под одежду. Ноги у людей промокли, они ежились, постукивая ногами. Почувствовав дискомфорт, начали собираться кучками, с нетерпением ожидая конца похоронной церемонии, ведя между собой тихую беседу. Некоторые разбрелись по ближним могилкам, разглядывая памятники. Старушки кутались в шали и прятали носы. Они стояли отдельно ото всех, наблюдая по возможности за каждым. Их интересовала буквально все: кто с кем пришел? кто с кем рядом стоит? почему нет попа? Затем начали сетовать на бесснежную зиму, боясь, что на дачах все деревья и кустарники вымерзли. После кинули реплику об Оле: «Вот, мол, старые живут, а молодые, красивые уходят». Затем их внимание привлекло то, что Владимир Петрович, бросив несколько горстей земли в могилу, обнял Дарью Петровну, которая стояла в норковой шубе бледная, кусая синие губы, и горько заплакал.
Владимир Петрович был в черном плаще, в черной фуражке, которая свалилась на землю, показывая его аккуратно подстриженный волос, на котором порошилась седина, хотя ему было сорок шесть лет. К нему подошел мужчина, с сильной проседью волос на голове, на котором был такой же, как у Владимира Петровича длинный расстегнутый плащ, где выглядывал черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком. Движение у него были умерены, речь сдержанная – это был Артур Леонтьевич. Владимир Петрович подобрал фуражку и стоял напротив, смотря на него усталым скучным взглядом, сморщив лоб, где появились глубокие морщины, у глаз синева и опухшие веки. На его лице была глубокая печаль, но также и былая уверенность в его колючем взгляде говорила, что он не собирается сдаваться, что он все же, сильного характера.
Тетя Шура безутешно причитала, на некоторое время она замолкала, спрашивая неизвестно у кого, где Иванушка. Сергей постоянно находился возле тети Шуры. Он стоял, казалось, отрешенный от всего и никого не замечал. Он был в черной кожаной куртке, без головного убора. На его голову падал снег, который на щеках перемешивался со слезами и, было совершенно не понятно, плачет он или это горький снег тает на его каменном лице. На вопрос тети Шуры он каждый раз вежливо отвечал, что Иванушка у соседки. Тетя Шура опять начинала причитать. Смотря на них, можно было понять, что они оба безумно любили Олю.
Когда появился холм на могиле Оли, и начали устанавливать памятник и оградку, все тут же потянулись в автобусы и автомобили, отправляясь в столовую, где должны состояться поминки по Оле.
Владимир Петрович немного задержался у могилки. Он вытащил с кармана плаща стопку конвертов, обвязанных черной лентой с бантом, и положил на могилку, засыпая их землей так, чтобы не было видно.
–
В черте города под индивидуальное строительство выдавалось шесть соток земельного участка. Почва была глинистая: после дождя – грязь, чуть просохнет – пыль. В дни строительство там было все в движении – это напоминало муравейник: кто тащил на себе бревно, кто – кирпичи, кто – песок, цемент, кто только заливал фундамент коттеджа, кто выкладывал стены, кто уже накрывал крышу. Словом, шла бурная стройка. Каждый хотел добротнее, лучше построить, чем у соседа, но ничего лучшего не выходило – все дома были в основном одинаковые, так как проекты давали одни и те же.
