Новый Филипок

© Валерий Марро, 2024

© Издательский дом «BookBox», 2024

В раннем детстве я часто слышал незнакомые слова: «учитель»… «уроки»… «домашнее задание»… «арифметика»… – и мне нестерпимо захотелось заглянуть в тот, иной, мир, который был пока недоступен для меня и потому властно манил к себе. Я смотрел на мальчишек и девчонок, которые каждое утро, весело переговариваясь, торопливо шли в школу, и до слёз завидовал им.

Мне хотелось бежать вслед за ними туда, в то здание, которое называлось таким загадочным, таинственным словом «школа». Но меня туда не пускали. Я родился в январе – слишком неудобное для начала учёбы время: для первого класса не хватало полгода, на следующий же год эти полгода были уже лишними. Вот и судили-рядили мои родители – как же быть со мной: отдавать меня в школу сейчас, в 1948 году, или же на следующий год?

Думали-гадали… и решили так: сыночек ещё маленький, слабенький (питание в то время было никудышным – только что закончилась война), пусть подрастёт, окрепнет, а там и в школу – было бы здоровье! Не помогли ни мои отчаянные слёзы, ни громкий рёв, ни доводы, что старшая сестра пошла учиться в шестилетнем возрасте (она родилась на год раньше меня, в октябре), ни страстное обещание учиться только на пятёрки – родители были неумолимы!

Не последнюю роль сыграло, по-видимому, и одно деликатное обстоятельство, которое от меня тщательно скрывали, но о котором я, конечно же, догадывался: мне не в чем было идти в школу. Да и достать учебники в то время было непросто: довоенные, затёртые до дыр, передавались из рук в руки, а послевоенные издавались крайне малыми тиражами из-за нехватки в стране бумаги. (Поэтому в будущем мне постоянно приходилось пользоваться учебниками старшей сестры, так сказать, по наследству.)

Итак, путь в школу в этом году для меня был закрыт. Я проревел подряд несколько дней, потерял аппетит, сон и вообще старался меньше бывать дома, который напоминал мне о том, что я ещё настолько мал, что полностью зависим от воли родителей, а мне хотелось быть уже совсем взрослым! И вконец измучившись и исстрадавшись, не видя иного выхода, я, в свои шесть с половиной лет, решился на отчаянный шаг: взрослые – как хотят, а я устрою себя в школу сам!

В то время в сельской местности (мы жили в посёлке Макушин, Челябинской области, за Уралом) перед первым сентября по всем семьям без исключения ходили специальные люди, которые переписывали возраст детей с целью определения на учёбу всех семилетних. Безусловно, среди кандидатов на первый класс встречались и переростки – восьмилетние, девятилетние и даже десятилетние, послевоенные дети.

Да и не каждая семья в то время была в состоянии снарядить ребёнка на учёбу – ощущалась нехватка продуктов питания, одежды, учебников, а также жилья. Некоторые семьи, например, жили не в добротных, ладно срубленных, избах, а в вырытых глубоко в земле и утеплённых изнутри деревянной обшивкой и мхом землянках.

О них напоминали иногда небольшие возвышения над землёй и тонкие струйки дыма, выходящие из железных труб буржуек, которыми подземные люди не только обогревали своё убогое жильё зимой и летом, но также умудрялись готовить на них ещё и необходимую для проживания пищу. Поэтому в обязанности таких ходоков вменялось также и выявление условий жизни подобных малообеспеченных семей, которым местные власти старались, как могли, помочь выжить в трудное послевоенное время, взяв их на особый учёт.