Тень Луны

Скрип. Треск. Скрип. Треск.

Ритм моего утра задавали не будильник и не пение птиц за окном, а вечный дуэт старого велосипеда «Урал» и гравия на дороге. Каждое утро, ровно в семь тридцать, я выкатывала его из сарая во дворе почты, вздыхала и садилась в седло. Сумка, тяжелая и неудобная, набитая сегодняшней почтой для Маршрута №7, давила на плечо знакомой ноющей тяжестью.

«Дубки». Даже название звучало как сонная песня. Поселок, застывший где-то между прошлым и… другим прошлым. Небольшой, уютный, невероятно скучный. Мои владения простирались от здания администрации с вечно недовольным завхозом на крыльце до последнего покосившегося домика у старой дубравы, давшей поселку имя. Знакомый до боли путь. До каждой трещинки на асфальте, до каждого корня, вылезшего из-под земли у забора тети Гали.

Скрип. Треск. Я нажала на педаль сильнее, въезжая на пологий подъем к первому дому. Воздух был густой, теплый, пропитанный запахами лета: сладковатой пылью с дороги, резким ароматом только что скошенной за забором травы (дед Семен опередил меня сегодня) и чуть уловимым дымком от чьей-то утренней печки. Знакомый коктейль. Знакомый, как скрип седла подо мной.

Пункт первый: Дом №5 по улице Мира. Старый кирпичный дом с резными наличниками. Почтовый ящик – синяя жестяная коробка у калитки. Я автоматически сняла ногу с педали, позволив велосипеду катиться по инерции, одной рукой придерживая руль, другой уже доставая из сумки пачку газет и пару конвертов. Бросок. Точное попадание. Никогда не промахиваюсь. Даже не смотрю. Я знаю расстояние, угол, вес посылаемого. Пространство вокруг меня – это живая, дышащая карта, прочерченная в моей голове тысячами поездок. Я помню не только каждый дом, но и каждую выбоину на тротуаре, каждый поворот тропинки через пустырь, каждый куст сирени у почты, мимо которого проезжаю дважды в день. Помню «срезы» – самые короткие пути: вот здесь, между домом №12 и сараем дяди Васи, можно проскочить, срезав добрых пять минут; а вот этот двор проходной, хозяйка не ругается, если аккуратно пройти; а вот тут забор с дырой, но только если не было дождя, иначе увязнешь в грязи. Это знание – мой единственный сверхъестественный талант. В «Дубках» он помогал лишь не опоздать к обеду и не застрять в грязи после дождя.

Письма упали в ящик с глухим стуком. Пусто. Как всегда. Никто в доме №5 не ждал вестей с большой земли. Я тронулась дальше.

Пункт второй: Квартиры над бывшим гастрономом. Три звонка у трех разных дверей в темном, пропахшем капустой и старостью подъезде. Тете Люде – пенсия, дяде Коле – квитанция за свет, молодому парню с третьего этажа (никогда не запомню имени) – толстый каталог какого-то интернет-магазина. Он каждый раз удивленно поднимал брови, словно не понимал, как это здесь оказалось. Я улыбалась вежливо-безразличной улыбкой почтальона и спускалась вниз, вновь ныряя в запах пыли и скошенной травы.

Солнце поднималось выше, начинало припекать. Капли пота скатились по виску. Я вытерла их тыльной стороной ладони, оставив на коже ощущение легкой липкости. Скрип. Треск. Мысли, как назойливые мухи, кружили вокруг одного: заколдованный круг. Дубки. Маршрут №7. Велосипед. Пыль. Газеты. Квитанции. Редкие письма. Изо дня в день. Из месяца в месяц. Год за годом. Мне двадцать пять, а ощущение, будто я сто лет уже езжу по этим улочкам, знаю каждую трещинку на лицах старушек у подъездов, каждый узор ржавчины на почтовых ящиках.