Чешуя ангела

Автор

Страниц

195

Год

2021

В течение веков, люди задавались вопросом о природе бессмертия - является ли оно благословением или проклятием? Этот вопрос заслуживает глубокого обдумывания, особенно учитывая разнообразные истории и легенды, переносящие нас от древних времен Памира до сегодняшних дней, включая блокадный Ленинград.

Пройдя по дороге Конрада, которая продолжается, пока бьется изумрудное сердце, мы осознаем важность нести только самое необходимое с собой. Если наши карманы пусты, то остается только выворачивать душу, чтобы продолжать движение вперед.

И все же, даже когда мы считаем, что достигли апогея, внезапно Ангел, уставший от бесплодных усилий, решает сжечь свои дочерние крылья и падает с небес. Но кажется, что это не конец его истории, поскольку он начинает приобретать чешую, отражая таким образом неимоверные силы, стремящиеся победить Великую Пустоту.

Внутри нас тлеет неугасаемая надежда, также как и тонкий, но неуязвимый, как светловолосый мальчишка, стоящий в питерском дворе среди тополей. Он стремится к небесам и свету, и напоминает нам о том, что всегда есть место для чудес и удивительных переменышей в этом непредсказуемом мире.

Читать бесплатно онлайн Чешуя ангела - Тимур Максютов

* * *

Максютов Тимур Ясавеевич родился в г. Ленинграде в 1965 году. Вырос в г. Таллине (Эстония). По комсомольской путёвке был направлен в Свердловское высшее военное училище, которое закончил в 1986 году с красным дипломом и золотой медалью. Служил в Монголии и Забайкалье, капитан запаса. Председатель секции фантастической и сказочной литературы Союза писателей Санкт-Петербурга с апреля 2021 года.

Мой Город – тонкая мембрана между водой и небом.

Ловящая дыхание диафрагма, переливающаяся

полусотней цветовых оттенков – оттенков свинца.

Крыло бабочки, расправленное перед взлётом.

Или чешуйка, обронённая пролетевшим на закат ангелом?

Георгий Цветов, «Ленинградский ноктюрн», 1940

От автора

На Востоке не принято ходить на кладбище.

Нет такого, как у славян: чтобы скамейка у могилы, покосившийся железный столик. Сесть, выпить, закусить. Поставить гранёный стакан с водкой, накрытый ноздреватым хлебом.

Поговорить с ушедшими из жизни за жизнь.

А женщинам татарским вообще дорога к мёртвым заказана. Нельзя на погост. Женщина – породительница сущего, хранительница его трепетного огонька. Ни к чему бывать там, где всё кончается.

Сегодня опять приснилось.

Я восьмилетний обалдуй. Летние каникулы в Башкирии, на большой железнодорожной станции Янаул. К вилке соседского «Школьника» бельевой прищепкой присобачена сложенная вчетверо почтовая открытка. Крутишь колёса – трещит. Словно микулинский двигатель славного штурмовика Ил-2. Я лечу на бреющем над утоптанной тропой и поливаю фашистских гадов яростным огнём автоматических пушек. Шмель сопровождения надёжно гудит над ухом.

На крыльцо выходит Белая Бабушка. Белая, потому что седая. И не от старости. Бабушка словно молодой воробей – маленькая, подвижная, задорная.

Она поседела, когда почтальон разом принёс ей две похоронки на сыновей.

Ак-аби старшая в роду. Не дожили ни муж, ни братья. Кто без вести, кто вскоре после войны от ран.

В Янауле был военный госпиталь. В парке слонялись выздоравливающие – бледные, в стиранных-перестиранных бинтах. Грелись на ярком уральском солнце. Улыбались: живы.

Моей маме было три года. Она вылавливала на улицах мужчин в выгоревших гимнастёрках без погон и тащила их, смущённых, к себе домой. Поясняя всем встречным:

– Это папа мой! С фронта вернулся.

Ак-аби принимала их, не гнала. Кормила. Слушала сбивчивые рассказы, положив подбородок с ямочкой на сухой кулачок…

Бабушка машет мне с крыльца:

– Умм, малай, айда домой!

Дома кружка тёплого молока утренней дойки, синеватого от пригоршни малины. Светящиеся изнутри ягоды бултыхаются, как бродячие морские мины в Финском заливе.

Разрумянившаяся бабушка хлопочет у печки. Эмалированный тазик наполняется шанежками, тёплыми, с жёлтой корочкой и коричневыми пятнышками на ней. Будто подсолнухи.

Бабушка берёт узелок с солнцебокими шанежками, повязывает выходной белый платок в мелких алых цветках. Берёт меня за руку:

– Айда.

Её ладошка твёрдая, тёплая.

Трубят маневровые, как слоны на водопое. Диспетчер хохочет по громкой связи на весь Янаул. Пахнет креозотом, полынью и пылью.

За путями кладбище. Покосившиеся, заросшие памятники: полумесяцы, изредка жестяные звёзды.

На дальнем краю загородка. Там железные, крашенные в голубое пирамидки. Без имён. Только даты и цифры: «12.06.1942. 6 чел.». «26.05. 1942. Семья».

Продолжить чтение

Вам может понравиться: