Глава 1. Танец со шваброй
– Четыре часа, он поляк, она темна, – сказала Христина, не уточнив, темна эта «она» лицом, умом или душой.
Впрочем, мне это было безразлично, меня больше интересовал «он поляк»: за время пути Христина уже несколько раз успела упомянуть, что хозяин дома – очень высокий мужчина. Я сразу представила себе красивого двухметрового брюнета: синие глаза, косая сажень в плечах, и упаковано это все в дорогой элегантный костюм. Последний вывод я сделала по особняку, к которому мы подъезжали: у владельца такого роскошного дома все должно быть экстра-класса. Да, ради такой жизни, может, и стоит эмигрировать в Америку. Но точно не ради моей.
– Наташа, приехали, – подала голос Христина. – Слушай, девушка, хозяева высокие, так что будь внимательна, не забывай с верхних полок пыль стирать.
Я кивнула, вышла из машины и, зевая по поводу раннего утра, достала из багажника пылесос и швабру. Пока мы с Христиной стояли перед дверью в особняк, я изнывала от любопытства насчет поляка, но он подло обманул мои ожидания.
Дверь открылась, и я увидела длинного тощего мужчину с изнуренным землистым лицом, темно-русыми волосами и тонкими бледными губами. На нем были мешковатые джинсы, рубашка в клеточку и мокасины. Честно говоря, он не был похож ни на поляка, ни на мужчину моей мечты, так что мне даже не было обидно, что у него есть «она темна».
Христина по-польски скороговоркой сказала ему, что я новая уборщица, и испарилась. Я застыла в прихожей, ожидая инструкций.
– Гавел, – представился он, удивив меня неожиданно звучным гортанным голосом. За три недели жизни в США я привыкла, что поляки шипят и скворчат.
– Наташа.
– Приятно познакомиться! – сказал он по-английски. – На каком языке вам легче разговаривать?
– Польский я пока знаю плохо, так что лучше по-английски.
– Пока… – задумчиво повторил он, а затем начал водить меня по дому. – Эта спальня, эта ванная, эта спальня и эта ванная, кухня, столовая, эти две комнаты.
Затем эта немногословная экскурсия продолжилась на втором этаже.
– Тут ванная, тут гардеробная. Тут ванная и комната, – наконец сказал он, завершая путешествие по дому.
Потом Гавел показал мне, где хранится бытовая химия, и я приступила к работе. Ее явно ожидалось много: пока он водил меня по особняку, я успела заметить, что в доме идет ремонт, и все поверхности покрыла строительная пыль. Такую не смахнешь метелочкой, придется все протирать влажной тряпкой, да еще и стремянку за собой по дому таскать. В этот момент я начала ненавидеть высоких людей.
Это был мой четвертый понедельник в качестве американской уборщицы, и мне даже начало казаться, что жизнь пошла на лад. Первые две недели я каждый день боялась умереть от боли во всем теле и не верила, что дом с четырьмя ванными и шестью комнатами можно отмыть до блеска за четыре часа. На третью неделю я научилась прибираться быстро, мышцы болеть перестали, а мысль, что теперь у меня зарплата каждую пятницу, грела душу. Мне даже нравилась эта работа: моешь себе красивые дома, делая их еще красивее, и думаешь, о чем хочешь, а не о тиражах, плане номера и изменчивом настроении гендиректора.
На втором этаже мебели почти не было, если не считать кронштейнов с дизайнерской одеждой, заполонивших гардеробную – комнату размером с мою российскую квартиру. А вдоль стен в три ряда высились колонны из обувных коробок, доходившие мне до груди. «Она темна» явно любила красивые вещи. Что ж она мужа-то себе такого выбрала?
