Соло для веника с оркестром

Соседний пионерский лагерь, куда мы приехали выступать с концертом, был лучше нашего. Мне огромные цветочные клумбы понравились и фонари, расставленные вдоль аллей, а еще летний театр. Не убогий, как в нашем «Таежном» – сцена и деревянные скамейки, – а красивый такой, вроде маленького Колизея, и с разноцветными пластмассовыми креслами для зрителей, да еще и под решетчатым навесом.

Мы вытащили музыкальные инструменты из автобуса, стояли возле них и ждали кого-то из начальства, кто поможет нам все подготовить к выступлению. Мне ужасно хотелось побродить по «Лазурному», так назывался этот лагерь, но надо было стоять и ждать. Мама по случаю концерта нарядила меня в шелковое платье, импортное, дорогое, и в кружевные белые носки, и потому куда-то лезть, что-нибудь хватать и вообще вести себя нормально мне было нельзя. Надо было стоять смирно и не мельтешить.

Было жарко и влажно, как в бане. Пыльный «ПАЗик» грел железными боками воздух вокруг себя, вонял бензином, и дети не знали, чем себя занять, а взрослые курили и хихикали о чем-то взрослом. Июльское солнце стояло в зените, как гвоздем прибитое. Время от времени кто-нибудь залезал в раскаленное нутро автобуса, и, напившись теплой воды из канистры, вываливался оттуда, пропуская следующего.

Скучно.

Помаявшись минут пятнадцать, я придумала, что хочу есть. Папа на такие мои заявки всегда сердечно откликался. И в этот раз голодный фокус тоже сработал, и я получила от папы сочный персик, бархатный, огромный, двумя руками держать такой надо.

Я спряталась за какой-то куст, разинула рот аж до коренных зубов и впилась в персик. И тут же облилась соком, который брызнул из фрукта, как вода из лопнувшего целлофанового пакета. Подбородок, руки, шея, платье на груди и животе, все намокло и стало липким. Но персик был вкусный, не оторваться. И я, по-черепашьи вытянув вперед шею, стала быстро его доедать, в надежде, что если съем персик очень быстро, то мама успеет до начала концерта застирать и подсушить пострадавшее платье. Через пару минут, сыто отдуваясь и облизывая пальцы, я вернулась к автобусу и сказала: «Мам, я платье персиком облила», и получила по заднице. Сок из-за жары мгновенно засох и нежный шелк превратился в грязную тряпку. Папа умыл меня и даже попытался отмочить сладкую корку персикового сока от платья, но безобразные потеки на груди и животе вывели меня из концертного состава артистов безоговорочно. Мама сказала, что в таком виде я не имею права позориться на сцене и в наказание должна буду сидеть в зрительном зале до вечера вместе со зрителями.

Ну и ладно, решила я. Надоела мне ваша дурацкая полька, и не хочу я её танцевать вторым номером, хватит. Зато теперь во время концерта мне можно будет шляться по всей территории «Лазурного» и совать нос во все дыры, потому что родителям некогда будет проверять – в зале я или нет.

Покрутившись рядом с папой и получив очередной «отстань», я со спокойной душой решила было уйти куда подальше, но тут к папе подошел худенький мальчик в белой рубашке с черным галстуком-бабочкой. Это же надо такое на себя нацепить, подумала я, прямо кот Мурзик какой-то. Впрочем, кроме этого галстука, в мальчике ничего кошачьего больше не было. Он скорее напоминал кузнечика: маленькая бритая голова с серой челкой до бровей, серьезный тонкогубый рот и серые же глаза под белесыми бровками. Весь такой сухой и собранный, будто прыгнуть хочет.