Невеста из Холмов

Колдовские миры

© Лось Я., текст. 2024

© Оформление. ООО ‘Издательство «Эксмо», 2024

Он знал, что его сейчас убьют, как убили предыдущих четверых. Трудно сказать, как он понял, что их именно убили, – его лицо было закрыто грубой тканью, а убийца действовал тихо. Даже его шаги по камням пещеры были нечеловечески легки.

Просто дыхания вокруг становилось все меньше. На одно. На два. На три. На четыре. Дыхание сменялось особой тишиной – тишиной смерти.

Убийца уже стоял рядом. Не только связанные руки мешали умереть… ну хотя бы в драке, как достойно мужчины. Еще что-то. Какое-то колдовство, темное, тяжелое, как грозовая туча, прижимало к камню, не давало подняться с колен, гнуло голову к груди. Он пел, тщетно пытаясь перебить это колдовство, но песня умирала на губах, теряя силу.

Самой болезненной была мысль о девушке, к которой он больше не придет. Она подумает, что он обманул ее. Что нашел себе другую. Что забыл.

У девушки были медно-рыжие волосы и озорные глаза. Он все еще пел и вспоминал ее лицо, когда его дыхание оборвалось и сменилось тишиной.

Убийца бережно забрал подвеску с его шеи только теперь.

Снаружи, у входа в пещеру, на ветке ольхи с неуместной радостью и нежностью пела малиновка, мешая убийце сосредоточиться. Птичка-посланница влюбленных, птичка-проводница душ. Убийца поморщился – хватит уже этих знаков. Он, не особенно глядя, щелкнул пальцами – поток острого, режущего ветра полетел в маленькую певицу.

Две ветки ольхи дрогнули и упали наземь, срезанные как ножом, посыпались мелкие шишки. Малиновка вспорхнула и улетела. Пусть ее.

Песня самого убийцы полилась легко и победно, в ее звуках было торжество выигранного боя и неотвратимость камнепада. Он сделал то, что хотел.

Уходить из дома навсегда надо как можно незаметнее.

Эшлин заколола медные волосы в высокую прическу, чтобы не теребить кончик привычной косы. Иначе это слишком выдавало бы ее тревогу, что мать могла заметить. Сегодня, в день совершеннолетия наследника, когда к семье Муин рода Ежевики прибудут гости, проще всего незаметно исчезнуть.

Стоило задуматься, плетистая роза больно уколола палец. Эшлин прижала его к губам, чтобы не вскрикнуть, привлекая внимание. Ей нужна была хотя бы четверть часа в тишине и одиночестве, чтобы понять, какую глупость она задумала, ужаснуться и… отправиться по намеченному пути дальше. Без сожалений. Как и положено взрослой, хоть и юной ши.

Павильон над рекой, который украшала к празднику Эшлин, был местом величественным и изящным одновременно. С холма от павильона спускались 23 розовые мраморные ступени к пристани, а с другой стороны – пруд с красными и белыми водяными лилиями, отражавший небо. С крыши павильона Эшлин видела и сосновую рощу, и холмы вдалеке, и дорогу, которая в речной долине выглядела так нарочито, словно ребенок провел посреди картины жирную полосу ореховыми чернилами.

Эшлин перевязала палец платком и продолжила оплетать крышу павильона стеблями плетистых роз. Роза оранжевая, как тревожное полнолуние, – радость долгожданной встречи. Роза розовая, рассветная – начало чего-то нового, первый шаг дороги. Цветы имели смысл. Всегда. Цветы говорили, говорили и травы, и деревья.

Будь Эшлин такой же, как другие ши, укол шипа затянулся бы раньше, чем она расправила очередной бутон. Затянулся бы, если бы не то, что она совершила год назад. Та глупость убивала ее, понемногу отнимая силы.