Наследство вины

«Привет, приятель…

Я знаю, что не имею права писать тебе и, возможно, ты не захочешь прочитать это письмо, но ты должен узнать правду, и хочу, чтоб ты узнал ее от меня.

Ты не знаешь меня. Но я знаю тебя. Я слышал, как ты плакал. Много лет. Я думал, это просто сон. Оказалось – это была исповедь моей души, которую я не хотел слышать наяву. Я убил твою мать».

Глава 1

Так началось моё письмо, о котором я думал последнюю неделю. Мне осталось жить всего ничего, и я точно не думал о том, что мне есть кому писать, но в один миг моя жизнь перевернулась с ног на голову, и всё, что раньше казалось плодом моего больного воображения, начало обретать смысл.

Последние 16 лет меня мучает один и тот же кошмар: лицо молодой женщины, ее широко раскрытые глаза, звук выстрела, а потом – детский плач. Я всё пытаюсь вспомнить, где это произошло и кто она, но всё без толку. Мне начало казаться, что я схожу с ума. Или мое чувство вины, которое спало все то время, что я грабил, решило проснуться, когда я приговорен к смерти.

Не так давно ко мне в камеру пришла женщина, представилась Мисс Л, она была соцработником и рассказала об одной программе. Она назвала его: «Последний шанс». Это что-то вроде возможности искупить свои грехи и помочь людям, у которых осталось не так много времени. Туда заносят преступников, приговоренных к смертной казни, и проводят с ними беседы о том, готовы ли они отдать свои органы на пересадку. Это происходит чаще, чем я думал. И она принесла с собой дело одного мальчика. Я обещал ей подумать, но я не собираюсь соглашаться. Отдать кому-то свое сердце? От одной только мысли я прихожу в ужас, нет, это злоба. Чтоб я помог кому-то? Да никогда. Мне нет дела до каких-то сопляков, найдется другой дурак, который согласится.

Очередное утро в этой камере. Мне сказали, что снова пришла Мисс Л и хочет со мной поговорить и ожидает меня. Я решил согласиться, все равно мне скучно, и почему бы не развлечь ее таким образом?

Меня привели в допросную и заковали руки на столе. Всегда не любил наручники, они вечно холодные и напоминают о том, что твоя свобода больше тебе не принадлежит. И эта комната, она специально сделана так? Всё в ней такое серое и мрачное? Любая мысль о будущем в этих стенах просто не выживает. Они давят на тебя, словно ты тонешь, и у тебя не хватает сил, чтобы добраться до поверхности. Хочется вернуться в камеру, туда, где можно увидеть кусочек мира, пускай даже через решетку, но она есть и у тебя. Начинает казаться, что ты можешь дотянуться рукой, стоит только захотеть. И тут мои раздумья прерывает ее голос:

– Вы не просмотрели дело, которое я вам принесла, ведь так?

– Нет, – ответил я, не смотря ей в глаза. Но я был удивлен тому, как она догадалась, что меня выдало?

– Ваши глаза, – сказала она, не отрывая от меня взгляд, – они все такие же холодные и пустые, как в нашу первую встречу. А те, кто хотя бы мельком прочитал, не могут оставаться равнодушными к детям.

– Ошибаетесь, я знаю много людей, которые убивали детей, и вряд ли ваша философия сработает в их случае.

– Поверьте мне, даже у таких монстров есть сердце. Я не говорю, что каждый готов на искупление, но у всех у них закрадывается эта мысль: «А смогу ли я этим поступком искупить свои грехи?» Вот вы не готовы.