Бабье царство

Есть на свете места, где у мужчин ноги в пыли, а у женщин – слово за главного. Где мудрость передаётся по женской линии, как фамильный казан, и где главный закон – не громкий приказ, а тихий взгляд бабушки. Сюда не попадают – сюда втягивает, как воронку, и уже не отпускает: сначала ты гость, потом зять, а дальше и вовсе родной, с чайником в руках и вопросом на устах: «Мама Айша, а можно я тоже приму участие в семейном совете?»

Это рассказ не о матриархате как системе. Это – о мягкой власти, что держит семьи, и о логике, которую мужчины называют «женской» только потому, что не умеют её предсказать. Но, как выясняется, она вовсе не нелогична. Просто нежна. А потому – куда устойчивее любого патриархата.

Павел стоял у облупленного забора, глядя на главное здание деревни – длинный деревянный дом с изогнутой крышей, взметнувшейся вверх острыми уголками, словно пара буйволиных рогов. «Дом с рогами, – подумал он ветрено, – надо же! Кажется, сами дома здесь словно самки буйволов – с рогами наперевес, готовые поднять на них любого зарвавшегося самца». Его шутливое сравнение оказалось недалеко от истины: в этом странном краю правили женщины, и резные буйволиные рога на крыше были символом победы древней женской смекалки. Павел передёрнул плечами от утренней свежести и лёгкого трепета: впереди его ждала совсем иная жизнь, непостижимая женская логика этого бабьего царства, куда он по доброй воле забрёл.

Вчера поздно вечером он приехал сюда вместе со своей невестой Аминой. Добираться пришлось долго: сперва самолётом за тридевять земель, потом стареньким автобусом в горы и, напоследок, на попутной телеге по пыльной дороге. Деревня встретила их тихим матриархальным покоем. Ни тебе традиционного сельского старосты-мужчины у ворот, ни шумных парней на завалинке – вместо этого их встретила делегация бойких бабушек в цветастых шалях. Во главе стояла будущая тёща Павла, госпожа Хадиджа, грузная, уверенная женщина лет пятидесяти с крепкими руками. Она и руки им раскинула, улыбаясь, и с дороги первым делом потянула Амину к себе, обняла, зацокала языком от радости. Павлу же достался лишь краткий оценивающий взгляд серых глаз свекрови – будто прикидывала, какого телёнка привела её дочь.

Ночь они провели не вместе. К немалому удивлению Павла, Амина сообщила, что по здешнему обычаю жених в первую ночь должен ночевать отдельно. Ему постелили в боковой пристройке – гостевой комнате, которая явно служила для приезжающих мужей или женихов. «У нас каждая замужняя женщина имеет собственную комнату для супруга, ведь муж здесь – всего лишь гость», – шепнула Амина извиняющимся тоном, целуя Павла на ночь у порога. Он остался один под резным навесом, слыша через стенку вполголоса женский смех – это родственницы обсуждали новоприбывшего. Павел уловил своё имя, смешки, и слова на незнакомом языке. Впрочем, одно слово было понятным – «гость». Да, тут я гость, устало подумал он, засыпая на жёстком матраце.

Утром его разбудил яркий луч солнца и крик петуха. Надев штаны и майку, Павел несмело вышел во двор. Во дворе уже кипела жизнь: женщины, девочки, бабушки – всех возрастов – носились туда-сюда с тазами, вениками, корзинами овощей. Мужчин видно не было, кроме одного долговязого дедушки, который рубил дрова в углу двора, не вмешиваясь ни во что. Увидев Павла, старик только поднял брови и молча кивнул – мол, проснулся, и ладно.