Рассказ
Ноздри у неё идеальной формы. Для меня идеальной. Нос острый и немножечко кривой, чего невозможно заметить, но я заметил, потому что разговаривал с ней специально много, чтобы разглядеть лицо. У неё глаза серые, и взгляд, словно проникающий внутрь головы, из-за него становится холодно во рту.
Когда я пришёл во второй раз, она улыбнулась тонкими губами и сказала: «Я вас помню».
Во второй раз я пришёл из-за неё. И потом все разы из-за неё.
В первый раз пришёл, потому что тема лекции была интересная, а мой знакомый – Дима Астафьев – работает в лекционном центре, похожем на богатую частную больницу. Всё там искрится стерильностью так, что глаза жжёт. Я не люблю подобные места, мне всегда кажется, что богато слишком. Оттого неуютно.
Дима работает там менеджером. Он такое с детства обожает. Мы ездили как-то раз с классом в больницу, и я уверен – он притворялся, что недоволен.
Я не знаю, чем занимаются менеджеры.
Благодаря Диме прийти на лекцию можно было бесплатно. Я не совсем бедный (по русским меркам), но люблю, когда бесплатно.
Лекция была про японскую поэзию. Я – востоковед. Громко сказано, конечно, но в дипломе так написано.
Неважно всё это.
Я пришёл. Стоял в своей курточке болотной, выглядел, как диковинное создание, вылезшее из леса, лохматый.
Вроде расчёсываюсь, а всё равно ощущение, что на сеновале спал. В разные стороны всё. Рыжее ещё.
У мамы такие же волосы были, ей шло, а мне – не знаю. Странно от своих волос иногда. Забываю подстригаться. Я забываю за квартиру платить. Я много чего не помню.
На выпускном ко мне подошла девочка, позвала танцевать. Мы танцевали, и она решила, что нравится мне. Потому что я не сказал ей «нет».
Странно, да?
В конце танца она сказала: «Извини, ты норм, но мне волосы твои не нравятся. Ну, цвет их».
Я сказал: «А мне ты не нравишься».
Пьяный был. Не произнёс бы такое, будь я трезвым.
Она обиделась и сказала всем, что я голубой. А я в себе ещё тогда не разобрался.
Штамп такой тяжёлый: «разбираться в себе». Будто ты конструктор, и собираешь себя и разбираешь всё время.
Вот такое, вроде этой истории, я помню, конечно. А про подстригаться – нет.
Можно мне не верить, но в тот первый раз, когда я пришёл в лекционный центр, день был особенный. Я вышел на улицу и почувствовал, что на губы тёплое что-то ложится. Как поцелуй. Хотя все поцелуи в моей жизни были склизкие и холодные, и когда я целовался, то думал про гадов морских и про личинок всяких. Всегда старался скорее покончить с целованием. Это самое худшее во всей тактильной близости.
После первых опытов я разочарованно спрашивал у своей школьной подруги: «Это почему так, Маша? Ты говорила, что это приятно». Она говорила: «Да, приятно. Это вкусно и тепло».
Я потом понял, что это правда, хотя никогда так не получалось. В тот день воздух меня поцеловал весной вот так. Как мне всегда хотелось.
