Ты умрешь в Зазеркалье

Две тени – обтянутая черным тонкая и юркая фигура убийцы и Эмиль, на голову выше, – сцепились на мраморном полу у стены и исчезли из поля зрения одного монитора, на котором транслировалась картинка с камер видеонаблюдения, сразу же возникнув на другом.

Все дружно перевели взгляды на экран, где отображался многоугольный зал. Под сводчатым потолком с лепниной и световым окном висели огороженные черной лентой картины. На светло-серых стенах яркими прямоугольниками выделялись полотна с портретами королей, принцев, герцогов и инфант кисти Веласкеса, в самом центре – знаменитые «Менины»[1].

Убийца вывернулся из рук Эмиля и попытался достать его ножом, ударив точной профессиональной рукой раз, другой, третий. У него была боевая стойка, а рука выстреливала, словно на пружине. Эмиль отскакивал от ударов вправо, влево, но не атаковал. Он что-то кричал, выпростав вперед раскрытые ладони, а его противник выстреливал ножом, пытаясь достать цель. И все это в абсолютном беззвучии немого кино – мониторы передавали цвет, но не звук.

Толпа посетителей музея Прадо, возбужденная и перепуганная этой странной сценой не то из «Матрицы», не то из «Человека-паука», отшатывалась от них, как от языков пламени. С ужасом люди уносились прочь из зала. Некоторые, потеряв способность ориентироваться в пространстве, натыкались друг на друга, прежде чем выскакивать в проемы, кто-то полз вдоль стен под полотнами, чтобы добраться до ближайшего выхода, кто-то снимал на телефон – Вера насчитала три или четыре вытянутых вверх гаджета. Контент для соцсетей – огонь, ничего не скажешь.

Эмиль и его соперник набрасывались друг на друга, взметались их руки-ноги, нож рассекал воздух. И будто был даже слышен свист лезвия через мониторы – воображение у тех, кто находился в комнате управления видеонаблюдением, разыгралось не на шутку. Вера зажимала рот рукой, сотрудники музейной безопасности, как истинные испанцы, жарко болели, что-то выкрикивая, вскидывая руками и ахая. Их начальник, отстегнув от пояса рацию, орал по-испански на своего зама, веля немедленно связаться с полицией.

– Почему он его не обезвредит? – обратился к Вере по-английски один из них. – Он же выше и видно, что опытнее!

– И этот не так прост, – ответил ему другой – из вежливости к Вере – тоже по-английски, но произнося звуки мягко, на испанский манер. – Ноги так и летают.

Убийца действительно хорошо работал ногами, Эмилю приходилось постоянно приседать, чтобы не пропустить удар в голову. Но вот он изловчился подхватить его за стопу и повалить на пол. Противник ловко отпружинил от полированного мрамора руками и подпрыгнул, угодив в кольцо рук Эмиля.

Нож замер в опасной близости от их сплетшихся бедер. Эмиль опять отказался от атаки и принялся что-то кричать. Его рот беззвучно открывался и закрывался, лицо перекосило от ярости. Что он делает? Зачем теряет время и силы?

Черная тень убийцы, извиваясь, пыталась выскользнуть, но Эмиль выкрутил ему руку, заведя локоть за спину, и попытался вырвать нож. Противник подцепил того стопой под колено – оба рухнули, покатившись прямо под «Менины».

Начальник музейной безопасности припал ладонями к столу, бормоча что-то по-испански и периодически вытирая пот со лба. В тесной комнате было, как в печке. Никто не замечал жары, все были прикованы взглядами к драке неизвестного с парижским детективом Эмилем Герши, будто это был финал Лиги Чемпионов.