Тень Афродиты

Город за окном автомобиля был похож на рассыпанное ожерелье. Фонари, огни витрин, разноцветные билборды – всё это сливалось для семилетней Ари в один волшебный, переливающийся поток. Она прижалась лбом к холодному стеклу, следя, как капли дождя рисуют замысловатые узоры, стираемые дворниками.

– Смотри, папа, стрекоза! – прошептала она, увидев отражение неоновой вывески на мокром асфальте.

Марк, её отец, устало улыбнулся, не отрывая глаз от дороги.

– Ночью стрекозы спят, солнышко. Это просто огонёк.

В салоне пахло кофе и любимым вишнёвым желе, следы от которого ещё остались на её пальцах. В детском саду был утренник, маленькая Ари изображала бабочку, и теперь в волосах застряли блёстки от картонных крыльев. Мама, сидевшая рядом, аккуратно вынула одну из них.

– Моя прекрасная принцесса, – ласково сказала она. – Сегодня ты была самой лучшей.

Это были последние слова, которые Ари услышала от матери. Следующим воспоминанием стал резкий, оглушающий звук – не скрежет тормозов, а глухой удар о дверь их машины. Мир перевернулся, завертелся в карусели из света, стекла и боли. Её резко швырнуло вперёд, и ремень безопасности впился в шею, на мгновение перекрыв дыхание.

Очнулась она от тихого плача. Своё? Нет. Это плакала мама, уткнувшись лицом в подушку. Только это была не подушка, а куртка отца. А сам он лежал неподвижно на руле, и с его виска медленно стекала тёмная струйка.

Их машину окружали трое мужчин в чёрном. Дождь барабанил по крыше, но фигуры были безмолвны и непроницаемы, как скалы. Один из них, с холодными, пустыми глазами, без всяких усилий вырвал дверь и наклонился к Ари.

– Не бойся, – сказал он голосом, в котором не было ни капли тепла. – Всё будет хорошо.

Её мать попыталась закричать, но другой мужчина просто стал душить ее, и крик замер, превратившись в беззвучный стон ужаса. Ари вырвали из детского кресла. Она не сопротивлялась. Весь её маленький мир, состоявший из родительской любви, вишнёвого желе и блёсток, рухнул в одно мгновение, оставив только леденящий душу страх.

Её запихнули в багажник другой машины. Пахло бензином и резиной. Потом была долгая тряска, звук мотора, а затем – смена транспорта. Гул самолёта, от которого закладывало уши. Сквозь щель в мешке, накинутом на голову, она видела только пол – то бетонный, то металлический.

Когда мешок наконец сняли, её ослепило солнце. Она стояла на причале, а перед ней расстилалось бескрайнее бирюзовое море. Воздух был влажным, солёным и чужим. Рядом, плача и съёживаясь от страха, стояли другие девочки, её ровесницы. Все они были бледными, испуганными, с глазами оленят, попавших в свет фар.

Их погрузили на катер. Ветер трепал её когда-то красивые, вьющиеся черные волосы, теперь спутанные и грязные. Она смотрела на удаляющийся берег, на ту полоску земли, где осталась прежняя жизнь, и понимала, что обратной дороги нет.

Остров возник из морской дымки как мираж. Зелёный, неприступный, окружённый скалами. С него веяло не тропическим раем, а молчаливой угрозой.

Первым, кто встретил их на причале, была высокая, худая женщина с лицом, высеченным из камня. Её звали Мадам София.

– Запомните, – её голос, резкий и чёткий, резал слух, как сталь. – Ваши прежние имена, ваши семьи, ваша жизнь – всё это умерло. Вы – глина. А мы – скульпторы. Мы дадим вам новую форму, новую цель.