Все жанры Все авторы
Письма отшельника - Константин Леонтьев

Письма отшельника

Страниц

15

Год

—

«…Мы с огромным почтением относимся к вере народа. Даже многие русские, которые не посещают церковь или ходят туда редко, все же ценят эту веру больше из национального чувства, чем по истинной вере. Но почему мы не замечаем того, что объединяет нас? Мужчина отправляется в Оптину пустыню, или в Тихонову, или в Киев, в Печерскую Лавру, или на Соловки. Что он там думает, что видит, чему он учится? Откуда все это пришло к нам? Не из Востока ли?.. Не ли греков? И до сих пор в руках греков находятся Иерусалим, Афон, Синай? Не поэтому ли все эти Святые Места тяготеют к Царьграду, как центру общецерковного влияния и центру руководства церковью?..»

Добавленная информация:
Веру русского народа можно назвать одним из самых значимых культурных феноменов России. Она пронизывает все сферы жизни и имеет огромное влияние на ее общество. Хотя не все русские активно привержены регулярному посещению церкви, многие все равно сохраняют глубокое уважение к религиозным традициям и ценностям. Это проявляется, например, в паломничествах русских верующих в различные святыни, как в России, так и за ее пределами. Увидеть и прочувствовать историческое и духовное значение этих мест для православных русских является основной мотивацией, побуждающей мужчин пройти такое долгое путешествие. Веру и традиции нашего народа можно проследить до самых древних времен, и Греция с ее богатым религиозным наследием сыграла важную роль в становлении и развитии религии на Руси. Царьград, сегодняшний Стамбул, долгое время был сердцем русской православной церкви и притягивал верующих со всех уголков России. Мы не должны забывать о великой роли, которую эти древние святые места играют до сих пор, их привлекательность и значимость для русского народа.

Читать бесплатно онлайн Письма отшельника - Константин Леонтьев

I

Наше болгаробесие

Я вздохнул свободнее в деревенском уединении своем, прочитав первый номер вашей газеты.

Наконец я услыхал речь прямую и правдивую! Наконец-то нашлись и в изолгавшейся отчизне нашей люди, дерзающие говорить правду о болгарах и вывести их из того привилегированного и даже им самим вредного положения, в которое поставил их наш либерализм. Кого, в самом деле, мы не судим, кого не порицаем, кого не осуждаем, кого не корим? Европейцев, при всем подобострастии нашем пред Западом, мы все-таки решаемся судить. Мы даже громим их беспощадно тогда, когда они, весьма естественно соблюдая свои государственные выгоды, противодействуют нам. Азиатцев мы в «просвещенной» печати нашей разрываем на части и считаем долгом называть их беспрестанно «варварами» (этим главным образом доказывается, что и «мы европейцы» и что нет и не будет другой цивилизации, кроме прогрессивно-разрушительной новоевропейской). Мы позволяем себе изредка порицать даже чехов, сербов и хорватов; греки у нас давно уже известны под бранным прозвищем фанариотов: «они суть льстивы до сего дня». Самих себя, Россию, власти, наши гражданские порядки, наши нравы мы (со времен Гоголя) неумолкаемо и омерзительно браним. Мы разучились хвалить; мы превзошли всех в желчном и болезненном самоуничижении, не имеющем ничего, заметим, общего с христианским смирением. Только одни болгары у нас всегда правы, всегда угнетены, всегда несчастны, всегда кротки и милы, всегда жертвы и никогда не притеснители.

Раздавались немногие серьезные голоса и против них, но их тотчас же заглушал громкий вой всероссийского свободолюбия. Пыталась самобытная мысль углубиться подальше в сущность восточных дел, но эта живая мысль, опережающая события, была подавлена презрительным равнодушием. На людей, позволявших себе, по поводу Восточного вопроса, говорить и печатать вещи несообразные с модой (эту моду зовут иные здравый смысл), смотрели как на пустых оригиналов или звали их представителями казенного православия. Все болгарские интересы считались почему-то прямо русскими интересами; все враги болгар – нашими врагами.

Когда станешь думать обо всем этом, о непостижимых заблуждениях наших, о легкомысленном отношении влиятельных и практических людей, напр., к церковному греко-болгарскому вопросу, о преднамеренном искажении истины одними (знающими), о нахальной либеральности других, не постигающих такой простой, такой, скажу, грубой политической аксиомы, именно – что самый жестокий и даже порочный, по личному характеру своему, православный епископ, какого бы он ни был племени, хотя бы крещеный монгол, должен быть нам дороже двадцати славянских демагогов и прогрессистов… когда поймешь, что и Россия, и все славянство без изъятия уже переступили за роковую черту, за которой дальнейший европейский прогресс перестает быть залогом развития, а становится лишь средством разрушения и гибели… когда, говорю, подумать обо всем этом, – станет и страшно и скучно… Страшно станет потому, что увидишь за всем этим нечто фатальное, нечто мистическое, если хотите… какое-то проклятие… Скучно станет потому, что скажешь себе: «Сделать ничего нельзя. Не то думают люди прямого влияния, что думаем мы с единомышленниками.»… Хорошо быть гласом вопиющего в пустыне', когда впереди ждешь кого-нибудь такого, кто будет понимать дело еще лучше нас, кто будет прямее и сильнее нас и на нашем же пути влиятельнее.

Вам может понравиться: