«…Так исчезают заблуждения». Том II - Владимир Леонов

«…Так исчезают заблуждения». Том II

Страниц

140

Год

«А. С. Пушкин – земной и божественный» – это неповторимая книга, которая собрала в себе замечательные публицистические произведения: «Я родился в России», «Души исполненный полёт» и «Презрел и трон, и плаху». Но она гораздо больше, чем просто сборник статей. Эта книга является настоящим путеводителем в мире великого поэта, его противоречиях, стремлениях и падениях. В ней вы найдете великую трагедию Человека, его неразрывную связь с небом и землей.

Каждая страница книги «А. С. Пушкин – земной и божественный» пропитана духом исканий, веры и покаяния. Великий мирянин, распятый между небом и землей, становится символом бесконечной трагедии человеческого существования. Пушкин, как никто другой, сумел передать в своих стихах общую человеческую историю.

Мне особенно впечатляет то, как автороссказывает о Черной речке, которая стала символом Голгофы. Это место, где распяли Христа, находится в самом сердце России, и оно становится метафорой для каждого человека, страдающего между своими земными страстями и святым стремлением к идеалам. В книге вы найдете глубокие размышления о душе Пушкина, о его стремлении к высоким целям и неизбежным падениям на пути к ним.

В общем, книга «А. С. Пушкин – земной и божественный» - это настоящий жемчужина для всех поклонников Пушкина и любителей литературы. Она откроет перед вами новые грани его гениальности и обогатит ваше понимание не только о великом поэте, но и о самом себе. Берите эту книгу в руки и отправляйтесь в увлекательное путешествие по тайнам и трагедиям человеческой души вместе с Александром Сергеевичем Пушкиным.

Читать бесплатно онлайн «…Так исчезают заблуждения». Том II - Владимир Леонов

Дизайнер обложки Владимир Леонов

Редактор Татьяна Михайловна Пономаренко


© Владимир Леонов, 2020

© Владимир Леонов, дизайн обложки, 2020


ISBN 978-5-0051-6147-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0051-6060-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава «Одинокий поэт и общество»

Поэта Пушкина – человека с необычными по силе страстями – давило общество, оно толкало его, выбрасывало из себя, наконец, привело к смерти. Мысль о возможности побега из общества, из цивилизации, от семьи, от государства всю жизнь преследовала Пушкина («давно, усталый раб, замыслил я побег»). Художник предчувствовал свой безвременный конец, что общество не даст дожить ему до глубокой и спокойной старости, что оно его задушит, «приспит» как мать ребенка. Он предугадал, на самом взлете жизни, личной и поэтической – увидел дуло пистолета: «Мне страшен свет» – горечь рвалась из него, как фонтан из подземного ключа.

Пушкин размышлял, искал пути и способы бегства, но брел в жизненном лабиринте, как в темном туннеле – не видел выхода: «И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет» («роковое их слияние» (доброго и недоброго) – чуть позже у Тютчева).

А может, сойти с ума? Тогда и спрос будет невелик за вольности и вольнодумства! Пушкин видит в этом один из выходов, сбросить с себя пыль раба, прикованного к «колеснице» света:

«Когда б оставили меня
На поле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду…»

«Да вот беда: – мыслит поэт, – сойти с ума, и страшен будешь, как «чума», и «посадят на цепь дурака», и «сквозь решетку как зверка дразнить тебя придут». Да, и это не выход.

По лермонтовскому выражению – «невольник чести» – утомленный почти военной дисциплиной высшего света, Пушкин готов был добыть волю даже ценою высшего, что он признавал в мире – разума. Невольник Приличий, понятия Чести, понятия Долга – он хотел только одного, он хотел Воли.

В отличие от Пушкина, надломленный морально, Лев Толстой все же дожил до старости, дожил в семье… но все – таки нашел силы для «ухода» от семьи, от общества, воплотив в жизнь этот пушкинский огненный мотив («…усталый раб, замыслил я побег»). И, как и Пушкин, далеко не ушел от себя – умер на полустанке.

***

Под свободой Пушкин подразумевает не «свободу духа», а как «свободу выбора», которую никто не может отнять у человека. Как правило, люди избегают осознавать, что они свободны, боясь лишиться привычного. Об этом строки поэта Мицкевича (своего рода горький упрек в адрес Пушкина):

Быть может, разум, честь и совесть продал он
За ласку щедрую царя или вельможи.
Иль деспота воспев подкупленным пером,
Позорно предает былых друзей ласловью

У Пушкина свобода без душевного покоя и воли мало что стоит, для него человеческое существование – это бытие, обращенное в смерть. Но этот трансцедентный феномен у него звучит трогательно успокоительно, ласкающе расслабленно (авторская сентенция) – «Моя приятная интимная возможность» – некий безусловно духовный и нравственного фетиш, -«Да, присутствие Смерти, страха… Чувство крайней уязвленности… Как океан боли, из которого выпрыгивает моя человеческая природа».

Образы переживаний, настроений у Пушкина импрессионистичны, магнетизируются и находятся иной раз на зыбкой грани, в маревой окрасе яви и волшебства, очень точно, впрочем, выделяя у него мистическую способность улавливать бытовые и литературные стереотипы и локализовать мельчайшие вибрации души, сюрреалистическую способность тонко воспринимать окружающий мир. Как, например, такое – «

Вам может понравиться: