Трилогия пути

Умер последний всплеск. Он сочно ударил по воде, рассыпался, – и жёлтая рябь растаяла. Тёплый ветер скорее заглаживал, чем теребил поверхность. Пауза не содержала времени, как сон. Тишина стояла такая, из какой не бывает выхода.

Зуев вздрогнул и заново усилился. Вернее, вздрогнули трицепсы.

– Не надо, Антон, – попросил Белов. Он сбился с ритма и, пропустив такт, включился с левой руки. Время вновь двинулось.

Зуев недоумённо едва не до обиды смотрел вперёд. Весь день они боролись, и там, впереди, иногда приближаясь до окрика, всё время шла соперничья двойка. Её, правда, не удавалось решительно настичь, да Зуев, может быть, и не очень хотел этого, наслаждаясь преследованием по узкой, но пока бедной событиями реке, – а вот теперь вдруг они остались одни. Чужая байдарка какой-то неведомой силой легко оторвалась и скрылась за поворотом. Они достигли этого поворота, однако, выскользнув из тугой излучины, увидели только длинную пустоту. Река шла прямым отрезком и упиралась в тяжёлый сосновый лес, как прекращаясь: совершенно непонятно было, куда и как она вывернет. Лес вздымался горою, деревья теснились, некоторые из них иссохли и в ожидании бури точно прицеливались, куда упасть. Солнце освещало край леса, не проникая внутрь. Было впечатление всеобщей неподвижности, среди которой труд байдарки томил и злил.

Вглядываясь в фальшивый тупик, Зуев машинально укоротил и стал резать воду быстрыми, напряжёнными гребками. Несколько раз он больно шаркнул пальцами по борту. Тогда Белов перестал грести и положил весло. В больших дюралевых лопастях играл желток. Белов улыбнулся.

Зуев обернулся на удвоившуюся тяжесть и тоже опустил весло. Байдарка скользила по инерции, обгоняя течение. Глядя в воду у самого борта, с завороженным вниманием различая частички беглой взвеси, – её скорость была усыпляюще головокружительна. Скатывающиеся с лопастей капли бисерной нитью дробили воду, но всё реже. Некоторые глухим напоминанием прострачивали по громадным завишневевшим листьям, в изобилии окружившим байдарку на тихотечье. Тонкие пуповины их жизни длинно тянулись из тинистой глубины. Плавунцы крейсировали между листьями, воображая их портами. Навстречу им с небес низвергались стрекозы. Настигнув друг друга, их брачно изогнувшиеся тела трепетали в воздухе, на миг замирали и распадались навсегда. Шальной мухолов проносился над рекою и, извинившись, пропадал в ивняке. Дружные палочки теней брызгали прочь от зелёного чудовища.

– Кто понял жизнь, тот не торопится, – сказал Белов. – Не горячитесь, своё возьмём.

– Десять лодок, а мы восьмые, – возразил Зуев.

– Это пока. Гонка длинная, с наскока тут ничего не решишь. А есть же объективная сила – она и скажется. Тут расклад важен, а фора эта – ничто. Ну, километров пять… Вам и так сегодня тяжело… – он сделал паузу и дипломатично добавил: – будет.

Зуев совсем развернулся и поднял брови.

– Второй день всегда, – объяснил Белов. – Руки ломит, спинакер ноет, поппендикс зудит… Привыкайте пока, это ещё присказка. Завтра можно и посильней взяться.