Мой страшный, страшный опекун

20 мая,

в 4-ый год правления императора Эдварда I,

город Саверн

– Личность подтверждена, ваша светлость, – преподобная матушка Адеата, директриса Пансиона Кротких Агнцев убрала опознавательный кристалл в шкатулку и сдержано улыбнулась. – Теперь можете пройти.

Она так сказала, но ни шагу не сделала, чтобы пропустить Чезаре.

– Что-то ещё? – спросил он, стараясь скрыть раздражение.

Мало того, что в этом паршивом городишке они с Эдвардом сразу умудрились вляпаться в неприятную историю, так ещё и какие-то реверансы надо делать, когда только и требуется, что привести девчонку.

– Вы ранены? У вас повязка на голове, – сказала матушка Адеата чинно. – У нас в пансионе преподает замечательная целительница – сестра Лауренсия. Могу её пригласить, она окажет вам помощь.

– Всего лишь царапина, – легко соврал Чезаре. – Не беспокойте преподобную сестру. Лучше пригласите девушку…

– Хочу вам напомнить, – перебила его директриса и сделала строгое лицо, – что наши воспитанницы редко видят мужчин. Ведите себя благоразумно, не смотрите по сторонам и старайтесь не слишком привлекать внимание… – тут она окинула Чезаре взглядом, для чего ей пришлось задрать голову, вздохнула и добавила: – Не привлекать, насколько это возможно.

– Можете быть спокойны, флирт с вашими воспитанницами в мои намерения не входит, – ответил Чезаре, которому надоели намёки-полунамёки.

Говорила бы уже прямо, эта матушка Адеата, и не тянула угря за хвост.

Щёки настоятельницы слегка порозовели, а две её помощницы, стоявшие позади неё с видом карающих ангелов, тут же поджали губы.

– Между нами говоря, его величество сделал странный выбор, назначив вас опекуном нашей Рэйчел, – директриса суетливо повела рукой, приглашая Чезаре, и наконец-то отступила на два шага, давая дорогу.

Он не стал уточнять, почему она так думает. И так ясно – почему. Для благородной девицы из Пансиона Кротких Агнцев, который местные называют Школой Овечек или Овчарней, больше подошёл бы кто-то респектабельный, лет под семьдесят, с женой и кучей детей и внуков.

Что поделать? Эдвард решил на своё усмотрение.

Чезаре пришлось наклонить голову, чтобы пройти в ворота, и повернуться чуть боком, чтобы не задеть плечами выбеленные столбики.

Какой-то мышиный пансион. Наверное, воспитанниц тут не кормят, раз двери делают узкими, как игольное ушко. Хотя… она из монахинь была толщиной со среднего бегемота. Интересно, как она тут протискивается? Или для неё построили отдельные ворота?

Они прошли через большой, чисто выметенный двор. С одной стороны двор был огорожен каменной оградой высотой около двенадцати футов, а с трёх других – серым двухэтажным зданием. Ни во дворе, ни в окнах, ни в открытой галерее первого этажа не было ни души.

Прячутся они, что ли?

Следом за директрисой и под конвоем двух молчаливых монахинь Чезаре прошёл в маленький чистенький кабинет, где на стене висело бронзовое распятие, на окошках белели занавесочки, вышитые крестиком, а на столе стояла вазочка с незабудками.

Матушка Адеата предложила Чезаре присесть в кресло в углу, монахини робко примостились на стулья у противоположной стены, прежде старательно отряхнув ладошками сиденья, а сама директриса прошла к стенному шкафчику и достала оттуда толстую кожаную папку, перевязанную розовой ленточкой.