Алекс Рейн

Дождь здесь не заканчивался. Он падал как привычка – бесконечно, без попытки измениться. Небо было низким, подсвеченным рекламой, и свет неона просачивался сквозь тучи так же упрямо, как гул метро под ногами. Бар «Слепой Пилот» держал двери открытыми для таких, как я: для тех, кто уже выбрал, чем себя губить, и ищет, где это сделать тише.

Я сидел у окна, где стекло двоило улицу. Слева – мокрые силуэты прохожих. Справа – их отражения, задержанные на долю секунды. Иногда казалось, что отражения живут по своему расписанию: отстают, спешат, зависают на миг. Я перестал говорить об этом ещё тогда, когда у меня были коллеги – уставшие люди с плохими спинами и не лучшими нравами. Коллег теперь не было. Был только кислый запах коврика у входа, кофе, который бармен уныло называл «чёрным», и моё имя, выброшенное из отдела в прошлогодний мусор. Алекс Рейн. Бывший детектив. Толстая папка с позором и подписью начальника, у которого дрожали руки, когда он вручал её.

Бармен Джей протёр стойку, косо глянул на меня: взгляд, в котором столько же участия, сколько и желания, чтобы я наконец уехал далеко и надолго. У Джея лицо, будто вырезанное из старого корабельного дерева: тёмные трещины, редкая щетина, глаза цвета размытых чернил. Он не задавал лишних вопросов – и за это я оставлял чаевые, когда мог. Сегодня я не мог.

– Хочешь по-настоящему чёрный, – сказал Джей, – придётся подождать, пока фильтр доживёт до греха.

– Греху не терпится, – ответил я. Голос хрипел, как магнитофонная лента, которую слишком часто перематывали.

Взрыв смеха с дальнего столика. Пара, у которой дождь нашёл общий язык с алкоголем. За их спинами бегал по ленте рекламный слоган фармкомпании: «Спи спокойно – время вылечит». Хорошая шутка. Я приложил ладонь к кружке, чувствуя тёплую поверхность, и попытался собрать мысли в порядок – как пустые стаканы к закрытию. Они не собирались. Мысли действуют по собственному уставу: приходят не туда, где их зовут, и остаются не с теми, кто достоин.

Я не герой. Я просто тот, кто остался, когда остальные ушли. И всё же в этом городе иногда достаточно остаться, чтобы на тебя что-то упало.

Рядом с дверью застрекотал экран новостей. Ведущая с идеально неподвижным лицом читала текст, который перемигивался под ней в бегущей строке:

– …таинственное убийство в районе Восточного Виадука. Полиция от комментариев воздерживается. Свидетели утверждают, что видели одного и того же человека в двух местах одновременно…

«Одного и того же в двух местах». Пресса любит слова, которые не обязаны подтверждаться. Но мне не понравилось, как это прозвучало. Профессиональная деформация – рефлекс, который увольнением не отрубается.

– Не ходи туда, – бросил Джей, даже не глядя. – Там дождь злее, чем здесь.

– Я всего лишь пью кофе, – сказал я.

Он молча кивнул. Ему не нужно было объяснять, что я лгу. Этот бар слишком долго видел, как люди «всего лишь» делают то, что приведёт их к следующей ошибке.

Дверь распахнулась, словно её толкнуло порывом ветра, хотя ветра не было. Вошла женщина – не та, что в криминальной хронике, не спасительница, не беда. Скорее, форзац книги: обещание, что дальше будет текст. Плащ цвета мокрого асфальта, капюшон, из-под которого выбились пряди светлых волос. Щёки тронула вода – дождь или слёзы, угадывать не хотелось. Она скользнула внутрь, огляделась и пошла не к стойке – ко мне.