Глава первая. Древний свиток
(пролог)
Где-то там, посреди белоснежных вершин,
где средь скал ледяных не найти ни души,
ближе к звёздному небу, чем к бренной земле,
древний храм затерялся в заоблачной мгле,
и морозных пылинок кружит хоровод
в лунном свете, что льётся сквозь свод.
Горный воздух недвижен, прозрачен и чист;
и ласкают серебряным светом лучи
плечи той, что сидит на холодном полу
и, безмолвна, как статуя, смотрит во мглу —
лишь в глуби её глаз, исступлённо дрожа,
древней силы колышется жар.
Сила чёрных заклятий лежит на вратах:
птица Феникс в том храме навек заперта —
пламя перьев её дар бессмертья несёт
тем, кто жертвует жизнью, готовый на всё.
Но безжалостны горы; пыльна и пуста
тропка горная к храма вратам.
Лишь единожды в вечность, раз в тысячу лет,
дева-птица взлетает на солнечный свет —
её тело становится пеплом, горит,
и души льётся песня под светом зари,
и летает весь день, и, свободой пьяна,
ярче солнца сияет она.
…Обречённая ждать средь молчащих камней,
не теряя надежды, всё ждёт, что за ней
в эти мёртвые земли однажды придёт
сквозь лавины, метели и пропасти тот,
кто готов рухнуть в бездну, чтоб дар обрести —
и её от заклятья спасти.
Но – кружатся пылинки, и светит луна,
и всё так же безмолвна, пуста тишина.
Над вершинами горными – звёздная ширь,
и среди старых скал не найти ни души,
и не слышит никто в темноте ледяной
тихий плач за холодной стеной.
(Оршина)
Я не помню всех тех, кто меня проклинал —
время стёрло в труху имена
тех, кто лгал, тех, кто бил, тех, кто в горы прогнал.
В этом храме я вечно одна.
Я не помню их лиц, я не помню их глаз —
всех со временем смерть забрала,
но слабее не стала волшебная вязь,
и кругом – беспросветная мгла.
Я брожу среди стен, их касаюсь рукой.
Каждый камень до боли знаком.
Там, за стенами – холод и вечный покой.
Там – провал. Глубоко-глубоко,
средь обломков камней, на искрошенном льду,
в темноте пополнения ждут
сонмы тех, кто нашёл здесь одну лишь беду —
вековечный последний приют.
Кем вы были при жизни, уже не узнать.
Одинаков и страшен финал —
всех к себе забрала, сожрала белизна
ненасытной утробой без дна.
И никто не дошёл. И никто не дойдёт.
Времена продолжают свой ход.
Кровожадной ухмылкою скалится лёд,
предвкушает, хохочет и ждёт.
