Покалеченная весна

Для полноты восприятия, автор счёл нужным указать актёров, которых он видит в образах некоторых героев.

Кириллов Пётр Григорьевич – Олег Янковский.

Бондаренко Александра Архиповна – Наталья Гундарева.

Никонов Александр Николаевич, комбат – Андрей Краско.

Вохров Владимир Павлович, политрук в начале произведения – Андрей Панин.

Войков Иван Алексеевич, вернувшийся политрук – Юрий Богатырев.

Дядя Миша – Георгий Юматов.

Николай – Василий Шукшин.

Дубовы Александр и Алексей – Владислав Галкин.

Егорка – юный Дмитрий Марьянов.

Фриц (Шульц) – Александр Пороховщиков.

Леший – Алексей Смирнов.

Баба Марья – Татьяна Пельтцер.

Гюнтер фон Майер (Бережной Артём) – Олег Даль.

Андрей Чижов – Вячеслав Баранов.

Фёдор – Николай Караченцов.

Прохладный ветер качал прошлогодний высохший ковыль. Грунтовая ещё не просохшая после зимы дорога тянулась вдоль пролеска. Из него аккуратно раздвигая ветви руками, выглянул боец в гимнастерке песочного цвета. Убедившись, что вокруг никого нет, он перешёл через дорожные колеи, остановился на траве и взглянул на степь. Всё вокруг готовилось к пробуждению. О зиме напоминали только остатки грязного снега по балкам. Природа просыпалась, собиралась с силами. Красноармеец поднял голову, зажмурился и втянул воздух носом. Пахло мокрой опавшей листвой и полынью. Весна.

Сержант закурил. Постояв несколько минут ещё раз посмотрел в чистое небо. Затем вытер лицо пилоткой, опустил глаза и задумался о чём-то своём. Взгляд его выражал сожаление, было видно, что он вспоминает родных ему людей. Боец вздохнул.

–Эх, – хлопнул себя по ноге сложенной пилоткой, затем надел её и вошёл в пролесок так же аккуратно, как и выходил.

– Не доверяю я этому затишью, товарищ старший лейтенант. Несколько дней уже ни фашисты, ни наши не наступают. Чует моё сердце ничего весёлого и жизнерадостного эти выходные не принесут.

Командир разведроты сидел на бревне и ремонтировал сапог, зажав его ногами.

– Что ты каркаешь как хреновая свекровь, Николай? Тихо значит хорошо. Давно ли мы в тишине сидели? Вон лучше гимнастёрку себе зашей. Будто собаки тебя рвали. Скоро расслабуха кончится. Наслаждайся пока. Оружие почистил? Ходит, слушает. Не дёргай мне нервы.

Сержант с укором взглянул на командира и отошёл чуть в сторону.

– Автомат у меня всегда в порядке. А рваньё для маскировки в лесу ладней, чем воротничок накрахмаленный. Да и некогда было. Сами знаете.

Лейтенант обулся, встал и подошёл к бойцу.

– Ладно. Не серчай, дружище. Глянь лучше, как я сапог починил. Вот что значит руки у человека не из задницы.

– С неделю походит, – усмехнулся тот.

– Видишь братьев Дубовых? Лежат себе, отдыхают. Никого не беспокоят. Золото, а не солдаты.

– Да их и кувалдой не проймёшь. Двое из ларца. Вот так батька постарался, ничего не скажешь, – снова парировал Николай.

– Тьфу на тебя. Ему слово, а он тебе два. Кто из нас командир?

– Вы.

– Я. Вот дойдём до Берлина, все будут шнапс трофейный пить, а тебя я под арест посажу. За вредность твою и занудство.

Привал для разведроты затянулся на несколько дней, но душевного спокойствия не было. В воздухе висело напряжение как натянутая струна. Хоть и не слышны были как обычно разрывы снарядов и пулемётные трели, но вокруг стоял далёкий гул моторов тяжёлой военной техники. Такой низкий, утробный голос был у наступающей весны. Шла крупная перегруппировка войск. Два титана готовились сцепиться в жестокой схватке и полетят от их удара лбами брызги из человеческих жизней. Никто не будет их считать. Сухая статистика выдаст округлённые цифры, отправятся во все уголки страны похоронки, содержащие заготовленный текст: «был…, служил…, погиб героем».