Все жанры Все авторы
Плыть - Елена Крюкова

Плыть

Страниц

15

Год

2015

Елена - талантливый музыкант, окончивший Московскую консерваторию с основными инструментами - фортепиано и орган. Ее страсть к музыке привела ее к созданию собственной тайной музыки, которая стала не только источником вдохновения, но и отражением ее внутреннего мира.

Однако, помимо таланта в музыке, Елена также обнаружила свое призвание в поэзии. Лирические строки стали еще одним средством для выражения ее чувств и эмоций. Каждая строчка ее стихов вобрала в себя каплю той тайной и магии, которую она испытывала, описывая свою любовь к миру и его трагедиям.

Постепенно, Елена раскрыла свой талант и в прозе, особенно в жанре романа. Большой формат романа позволял ей раскрыть сочетание музыки и поэзии в одном произведении. Она описывала сложные пространства-времени, изображала огромность и трагедийность мира, всегда пронизывая свои рассказы яркой и мощной любовью.

Лейтмотивом всех книг Елены стала любовь как сакральная и освященная сила, способная оправдать все, что случается в мире. Ее романы, подобно симфониям и фрескам, приносят в душу читателя бурю эмоций и утверждают силу искусства в призвании преображать мир.

Елена считает, что быть художником - это большое счастье, и она сама - яркое доказательство этого. Через каждое свое произведение она передает свою радость и любовь к искусству, оказывая вдохновение для других художников. Ее творчество - это не только олицетворение ее собственной жизни, но и приглашение каждого читателя и слушателя присоединиться к этому великому искусственному путешествию.

Читать бесплатно онлайн Плыть - Елена Крюкова

«Вода, вода, кругом вода,

Ни капли для питья…»

Сэмюэль Тейлор Кольридж

Я не жила.

Я уже умирала.

Как оказалось, смерть очень близко. Так близко, что между мной и ею уже не оставалось зазора.

Обычным для мужа стал вызов мне «Скорой помощи». Я задыхалась, ловила ртом воздух. Сердце бешено колотилось; вместо сердца под ребрами полыхал язык пламени, и было непонятно, то ли оно бессильно погаснет, то ли разгорится еще ярче и сожжет меня. С потрохами.

Муж сидел в изголовье, держал меня за руку, щупал пульс, чуть не плакал и шепотом, отчаянно, матерился.

Я шептала: «Побойся Бога, Володя, не надо, зачем ты так».

Приезжала «Скорая», иногда совсем и не скорая: через час, через полтора. Можно было умереть свободно и легко, и даже много раз.

Со стен на меня глядели полевым разнотравьем и ушедшей жизнью картины отца.

Бригада медиков склонялась надо мной. Врач командовала медсестре:

– Новокаинамид! Нет, лучше давай кордарон!

– Кордарон, ведь это в клинике… ведь это капельно… – лепетала младшая по званию.

– Без тебя знаю, – гневно сверкала глазами врачица, – я осторожно! Десять минут вводить буду. Уйди!

И отжимала медсестру плечом от дивана, где лежала я.

А я тупо, сквозь слезы бессилия и испуга – а вдруг умру под иглой? – смотрела на внимательные, как у змеи перед броском, глаза врача и белую марлевую маску, прилипавшую к губам при вдохе.

Мой ужас звался ужас как красиво: мерцательная аритмия, пароксизмальная форма.

Иногда врачи произносили еще два красивых витиеватых слова: «трепетание предсердий». При этом крутили головами и добавляли еще и еще красоты: «Как бы не перешло на желудочки», «блокада ножки пучка Гиса» и «дефибриллятора тут у нас нет».

Дефибриллятора и правда у бригады не было, и слава богу, думала я, током долбанут – и дух вон, а перед глазами все туманилось от лекарства, которое медленно и верно втекало из шприца в вену, и сквозь серую тошнотную пелену я слышала:

– Эй! Очнитесь! Очнитесь! Очни…

А потом – резко голову дернуть вбок: нашатырь.


Это у меня началось в дни, когда в больнице умирала мама. Стояло диковинно жаркое лето. Мама собралась посмотреть «Евровидение», вошла в нашу с мужем спальню, включила телевизор, положила на диван подушечку, села на нее, плотнее завязала узел платка на затылке – и внезапно покатилась, упала на бок, и ее вырвало зеленой желчью. Я подскочила, подняла ее, уложила как следует. Я даже не спрашивала, что с ней: дочь врача, я обо всем догадалась сразу. Дикая жарища, на улице плюс сорок и выше, восемьдесят четыре года, слабые сосуды.

Инсульт.

– Мама, ты так лежи, – сказала я бодро, успокаивающе и лживо, – ты чем-то отравилась. Что мы с тобой ели вчера?

И я вспоминала вслух, что же мы ели вчера, а она слушала и, я понимала это, мне не верила.

И я поняла: она сама обо всем догадалась.

Но мы обе не хотели расстраивать друг друга: она – меня, я – ее.

А по телевизору пели и пели, заливаясь соловьями, иноземные певцы, а мама так хотела это чертово «Евровидение» и поглядеть, и послушать.

Иная – красивая, блестящая, певучая жизнь.


До вечера мама пролежала в нашей спаленке.

Вечером, с моей помощью, добралась до своей комнаты. Я тепло укрыла ее и тем же бодряцким голосочком проверещала:

– Все будет хорошо, хорошо-хорошо! Вот увидишь!

Утром я подошла к ней.

Вам может понравиться: