Пешка для ферзя

— Дан, пора вставать, — ласково позвала я сына, на всякий случай отходя подальше. — Дан! Нам сегодня в город ехать.

— Не хочу, — буркнул сын, укрываясь одеялом с головой. — Не поеду никуда.

— Дан, тебя Алекс с Егором ждать будут. И бабушка торт испечет.

— Я спать хочу. 

— Даниэль Янович, — мне пришлось повысить голос, чтобы сын меня услышал. — Я кому сказала «вставай»?

— А папа приедет?

Я едва сдержалась, чтобы не сообщить мальчику, что я думаю по поводу приезда его отца. Век бы его не видеть, если честно. Но Даниэль любил своего папу, и я стиснула зубы, не позволяя себе лишнего.

— Не знаю, мой хороший. Ты же понимаешь, что он много работает.

— Я к папе хочу! — в голосе Дана слышны плаксивые нотки.

Дышу сквозь зубы, ногти впиваются в ладони.

— Даниэль...

Кажется, сын уловил мое состояние (все же менталист) и нехотя вылез из-под одеяла. Посмотрел на меня голубыми отцовскими глазами — до чего ж он похож на Яна! — и молча пошлепал к умывальнику. Я сосчитала про себя до тридцати и достала из шкафа чистую рубашку.

Я искренне надеялась, что Ян не приедет. Каждая встреча с ним заканчивалась у нас скандалом, и мы перестали встречаться. Я привозила Дана к отцу и оставляла там, а Ян уже забирал. Я ненавидела своего супруга. Надо признать, он отвечал мне полной взаимностью.

Но собиралась я всё равно с особой тщательностью. Надела синее платье с вырезом, которое так красиво подчеркивало мою фигуру, уложила волосы в строгую прическу, накрасила ресницы и подвела глаза. Шляпка, перчатки, сапожки на небольшом каблучке. А снизу — самое лучшее, самое развратное бельё. Кружевные панталоны, шелковые чулки, расшитый корсет. Всё для тебя, любимый. Ты этого не увидишь, разумеется, но я-то буду знать.

Дан уныло ковырял ложкой пудинг, а потом бубнил себе под нос всю дорогу до Кобора. Я же сидела, как на иголках, и едва не порвала свои перчатки от нервного возбуждения. Для меня эти поездки всегда стресс, я бы лучше вообще из дома не выезжала. Но Ольга, моя мачеха, буквально требует, чтобы я приезжала к ним по воскресеньям. Она считала, что я должна выходить в люди. Я и выходила... до очередной встречи со своим супругом.

Недалеко от Кобора карета угодила в рытвину, раздался страшный треск, ее перекосило. Кучер заявил, что ось сломалась. Я даже не расстроилась: можно было весь день прождать помощи, а потом заявить, что уже поздно и спокойно вернуться домой.

— Вот что, Михаил, — сказала я кучеру. — Распрягай, садись верхом и езжай в Кобор. Пусть пришлют плотника. И Дана с собой возьми, там деду сдашь.

— Да как же я вас здесь одну оставлю, льера? — растерянно спросил пожилой мужчина. — Мало ли что!

— Я же маг, что мне сделается, — пожала плечами я. — Посижу в карете, подожду подмоги. Книжку вон почитаю. 

Но моим жизнерадостным планам не суждено было сбыться: вдали раздался топот копыт и показалась туча пыли. Кто-то едет верхом.

— Это папа, — уверенно заявил Дан. — Он сейчас нас спасет!

Я сглотнула. Дан часто угадывал будущее. И в этот раз он оказался прав. Всадник на большом вороном жеребце остановился неподалеку, спрыгнул и широким шагом направился к нам. Ян был всё так же красив: породистое лицо, холодные голубые глаза, великолепная фигура. Он презрительно скривил верхнюю губу, встретившись со мной взглядом, а потом вдруг улыбнулся широко и искренне, раскидывая руки. Даниэль, не раздумывая, бросился в объятия отца. Я отвернулась, не в силах вынести этой взаимной любви. Никак не могу понять, как Ян мог так сильно любить ребенка, которого родила я, и одновременно ненавидеть меня.