Гарри исполнилось десять, когда он уже твердо знал, что на родной планете ему делать нечего. На пыльном шарике, вращавшемся вокруг такой же обшарпанной звезды, расположенной в созвездии, о котором, как считал его учитель по физкультуре, нормальному человеку неприлично даже слушать новости по телевизору. Господи, да-да, именно по телевизору, потому что о голографических проекторах тут знали примерно столько же, сколько и о драконах. Зато разговоров про сеялки, опыление, орошение и рекультивацию он наслышался, наверное, на несколько жизней вперёд. Что поделать, если тебе суждено родиться в аграрном мире, где никто не думал про галактические путешествия, гипердвигатели и прочую ерунду.
Его же сызмальства манили звёзды, точки, мерцавшие на ночном небе. Гарри мог часами стоять у распахнутого окна и смотреть в бездонную черноту, представляя, как путешествует в компании звезд. Они нашептывали ему свои удивительные истории, столь похожие на сказки, которые они с рождения слышали от бабушки Марты. Совсем уже дряхлая женщина, с трудом выбиравшаяся из дома по утрам, чтобы отдохнуть под теплыми утренними лучами солнца, по вечерам все реже находила в себе силы на то, чтобы утолить жажду приключений их небольшой компании. Они подчас просиживали под ее окнами допоздна, но входная дверь так и оставалась весь день на замке. И тогда они уныло расползались по домам, и даже Финн (коротко от Финниган), заводила и непоседа, вечная головная боль своих родителей, даже этот дерзкий мальчишка, уходил в темноту молча, угрюмо пиная разбитыми мысками ботинок мелкие камушки на дороге.
Бабушка Марта знала, как подбодрить каждого из них, и ей было известно, как они расстраивались, когда у нее не находилось сил выбраться из дома. Но возраст брал свое – здоровье хозяйки все чаще напоминало погоду на этой части побережья, и даже солнце не могло согреть ставшие хрупкими кости. Внутрь ребята заходить не осмеливались – пожилая женщина жутко сердилась, когда кто-нибудь пересекал порог ее жилища. Она выходила из себя и тогда неделю, а то и больше могла не показываться на божий свет. Из-за этой ее прихоти детьми строились десятки предположений, но они не рисковали даже краем глаза заглянуть в окна, чтобы не вызвать ещё больший гнев. По слухам, только лейтенант Филипп Грей не боялся наносить Марте визиты, но пользоваться этой привилегией предпочитал не слишком часто – какое в конце концов дело может заставить начальника полиции целого города бросить свои дела и отправиться на окраину, чтобы повидать старуху, которая, по слухам, не приходилась ему даже дальней родственницей.
Впрочем, Гарри готов был простить бабушке Марте и ее вспыльчивость, и капризный нрав, и проскакивающее в голосе высокомерие – он готов был простить ей все, потому что только ей одной он осмеливался признаваться в своих мечтах. Только ей рассказал о планах от начала и до конца, и только она одна выслушала его сбивчивую, горячечную речь без намека на насмешку и осуждение.
Вместо этого она погладила Гарри по голове, потрепав нечёсаные третий день кудри.
– Малыш, ты ведь знаешь, что хочет от тебя твой отец, – проскрипела она, и в ее голосе мальчик уловил намек на свою судьбу.
Он решил не обижаться на «малыша», хотя три дня назад ему уже исполнилось восемь, и Гарри полагал себя достаточно взрослым.
