Капитон

Я нашёл ключ в почтовом ящике. К нему была приклеена записка с координатами. Внизу подпись: «Варя». Бумага – пожелтевшая, с замятинами, будто её мял кто-то с дрожащими руками.

На обороте – нарисован фломастером круглый жёлтый силуэт с длинным носом. Щербатая улыбка, пустые глазницы. Обычный детский рисунок.

Имя было знакомо. Записка – от дальней родственницы, не кровной, седьмая вода на киселе. Варя – вздорная, странная девчонка с бешеным чувством юмора.

На мой тринадцатый день рождения она увела меня с вечеринки в полуразваленный дом и устроила настоящий «спектакль ужасов». Призраки, нитки, картон – всё как в кино. Она подговорила моих друзей, и те отыграли по полной. А Варя стояла в центре, как дирижёр.

Она запомнилась мне весёлой, игривой и удивительно красивой. Думаю, я даже влюбился тогда. Её мама, Елена Николаевна, относилась ко мне очень тепло и угощала пирожками.

Как пел Владимир Семёнович: «Ходят слухи, будто всё подорожает…»Теперь мне шестнадцать. Варя давно исчезла из моей жизни. Она жила где-то на окраине городка на Волге. Про это место ходили странные слухи: будто на одном из заводов случилась утечка химикатов, после чего началось массовое безумие – выкапывание могил, убийства. Кто-то уверял, что это всё чушь: утечка была, да, пара жертв, остальное – паника, домыслы, журналистские страшилки. Я в массовое помешательство не верил. Всё это казалось очередной сказкой для провинциальных домохозяек из бульварной газетёнки.

Но координаты на записке вели именно туда – в деревню за чертой города, чьё название я даже не сразу нашёл на карте.

Вчера я купил себе мопед. Всё лето подрабатывал на рынке, таскал ящики, мыл полы, помогал охране отгонять асоциальный элемент от прилавков. Сегодня – первый день последнего учебного года.

Родители были в отъезде. Дома осталась тётя Таня. Я сказал ей, что еду навестить родственницу – Варю. Та обрадовалась:

– Хорошо, что общаетесь. Она очень хорошая девочка, но я слышала, что кто-то убил её родителей. Передай ей привет от меня. И Кирюше тоже – это её брат.

Кирилла я помнил смутно. Он был на том представлении и даже поздравлял меня, но тогда было много народа, и лицо совершенно забылось.

Я выехал утром. Собрал рюкзак со всем необходимым – еда, вода, фонарик. И на всякий случай положил в карман небольшой нож. Солнце било в глаза, дорога была пыльной. Я ехал больше часа, пока вокруг не осталась только лесополоса и обочины с рваными шинами и старыми окурками.

Координаты вели к деревянному двухэтажному дому – обшарпанному, серому, с покосившейся калиткой. Дом казался нежилым: облупившаяся краска, выбитое стекло в верхнем окне, ковры вместо штор.

Но дверь была не заперта.

В деревне, казалось, никто не жил. Или почти никто. Я видел несколько стариков – один сидел на лавке и пил воду из жестяной кружки, другой подметал крыльцо, третий кормил куриц. Никто не смотрел в мою сторону. Будто не замечали.

Я достал ключ и сжал его в кулаке. Варя не стала бы звать просто так. Не для розыгрыша. Или…

Или всё это – новое представление.

Дом внутри оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Пахло кислым – как от прокисшей капусты и старых половиц. Я вошёл и застыл – передо мной тянулся длинный коридор, увешанный коврами и фотографиями. Дверей было много, слишком много для обычного дома – они прятались по обе стороны. И всюду висели советские ковры со стандартным узором. Будто кто-то нашёл склад ковров, законсервированный в семидесятых годах прошлого века.