Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2016

Быть в состоянии, которое приближается к отчаянию, но так и не может его достичь…

Мишель Уэльбек, «Очертания последнего берега. Стихи»

«Но ведь есть же Бах, есть Рахманинов…», – обнадеживает один мой прекрасный литературный друг. Да есть! Но не для всех. Взаимодействие с культурой обрывочно. Как фрагменты фраз или кадры, мелькающего в окне вагона, пейзажа. Нам кажется, что культура утеряла свою цельность (а, может, и никогда не имела ее), будто что-то действительно менялось в ней без нашего ведома. Так нам кажется, но так ли это…

Вышедшую недавно по-русски книгу стихотворений культового французского романиста Мишеля Уэльбека предваряет его эссе в виде своеобразного манифеста боли. Боль глядит на нас отовсюду, мы выбираем ее безоговорочно, но порою с холодной головой. Боль стала нормой, традицией, самим смыслом наших взаимоотношений с миром, шоковой терапией и необходимым атрибутом. Мы понимаем, что живем не благодаря, а вопреки, все приводит в движение только боль; все абсолютно, что живет и дышит – страдает, а потому и живет. Боль – основа, а любые попытки спрятаться от нее приводят к ложному восприятию реальности. Обезболивающие таблетки не работают, нам давно уже больно даже во сне. Благодаря нашему стремлению к счастью, вся планета почернела от копоти, потеряла свой естественный облик. Нет черного или белого; полутона, постоянная борьба с реальностью, постоянное напряжение, – вот, в чем мы видим цель. Когда же боль встречается с чужой, зарождается общение, протягиваются ниточки смысла между нами. И мы начинаем думать о другом, верить другому, чувствовать другого. Искренность, не нуждающаяся в подтверждении и обосновании, свобода быть вместе или порознь, или как угодно. И ты не знаешь, что делать, и нет ответов на вопросы. Мы не устанавливаем сроки вещей, а установленные нами сроки часто переживают нас самих. Люди и вещи уходят от нас, мы стараемся догнать свою судьбу. Мы всегда выбираем то, с чем соприкасаемся болью…

У меня нет сомнения в том, что все это верно. Но возникает вопрос: для чего об этом говорить? И в каком смысле об этом вообще можно говорить? Не являются ли подобные мысли и рассуждения сугубо личным делом каждого, и уж тем более, общим местом в литературе, в поэзии да и вообще в искусстве. Да, согласен, говорить о боли ни к чему! Но ведь все, что мы склонны считать истинным имеет и свое отражение в кривом зеркале. И не грех спросить себя: не заигрались ли мы? Не оказались ли в том пограничном состоянии, когда нет уже никаких сил задавать себе любые вопросы? Не забрали ли демоны счастья ту самую боль, которой мы так дорожили? Да, – нет сил. И возникает протест. Мы хотим чего-то большего, мы не понимаем – чего, нам тошно от этого, но мы живем и хотим жить. Для некоторых из нас этот протест относится не только к персональной судьбе, но и к бытности и месту поэта да и самой поэзии в окружающем нас мире.