Глава первая, где Малявку тошнит в розовые тапки колдуньи, а Ника спорит на сто рублей
– А Чудовище и не думает защищаться, ему не того, оно страдает, что Белль уехала, – громкий голос Ники разносился по всей маршрутке, безнадёжно стоявшей в пробке под развесистой пальмой.
Когда у Ники появился новый парень, Лев сделал две вещи. Точнее, перестал делать. Первое: отзываться на "Львёнка". Второе: называть Нику мамой.
Ника этого, разумеется, не заметила. А Малявка, разумеется, заметила и тут же начала делать две вещи. Первое: каждую секунду произносить слово "львёнок", объясняя, что имеет в виду свою замызганную плюшевую игрушку. Второе: называть Саныча папой.
– И тут гнусный Гастон начинает мутузить депрессивное Чудовище…
– Девушка, замолчите ради бога! Не могу больше! Сейчас голова лопнет! – взмолилась толстая тётка, сидевшая напротив.
Ника подняла бровь, и Лев замер в ожидании скандала. Он не выносил, когда рядом ругались. Тем более Ника. А она это делала с таким же кайфом, с каким пила кофе с пахлавой.
Но в следующую секунду произошли две вещи. Первое: у тётки лопнул пакет с сердечками, который она судорожно прижимала к себе, и на пол хлынуло пляжное барахло. Второе: у Ники в кармане запела уличная певица из Парижа. Голос был хрипловатый и хулиганский, как у самой Ники. А пела она о том, что хочет любви и радости, а не денег. Когда-то давно Ника переводила Льву эту песенку на кухне, размахивая поварёшкой, как дирижёр.
Тётка кряхтя пыталась дотянуться до своих пожитков. Наклониться ей мешали толстые колени, упиравшиеся в сиденье Ники. А Ника, с трудом выудив из драных джинсов телефон, уже радостно кричала в него:
– Ну, опоздаем! На границе переночуем! Не на Белое же море приехали – тепло!
В ответ из телефона доносилось то ли рычание, то ли гром. Ника отодвигала трубку от уха и смеялась. Как можно смеяться, когда на тебя рычат? Уму непостижимо!
– Хозяин нашего ранчо переживает, что мы не успеем на последнюю Газель, – объяснила она Санычу, который ни о чём не спрашивал и уже давно ни на что не реагировал.
Трубка продолжала содрогаться от рычания. Маршрутка дёргалась, как в припадке. Малявка клевала носом, но то и дело стукалась о ключицы Ники и вскидывалась, бессмысленно хлопая глазами. Боб Марли на футболке Саныча прилип к его впалому животу. Даже Ника притихла, вглядываясь в густую южную тьму за пыльным окном.
– Девушка, рассказывайте, пожалуйста, дальше, – вдруг попросил накаченный дядька, висевший на поручне почти над самой головой Льва. – Злая колдунья сбежала. Даже туфельки впопыхах обронила.
Он кивнул на розовые резиновые тапки, валявшиеся под сиденьем, где, действительно, уже не было толстой тетки. На ходу она, что ли, выпрыгнула? Хотя при такой скорости можно и на ходу.
– Да чего там рассказывать, – зевнула Ника. – Все поженились, а Гастона сбросили с крыши.
С Никой всегда так. Только что была вся в своей сказке, будто это самое важное дело на свете. А потом отвлеклась – и алё, ищи ветра в поле, как говорит бабушка. Улетела к другому самому важному делу. Интересно, какому?
– Вы тоже до границы? – обратилась она к накаченному дядьке, у которого с бицепса скалился синий волк. – Давайте делать ставки. Успеем оседлать последнюю Газель или нет. Ставлю сто, что успеем.
