Ермак. Тобол-река

Серия «Новый исторический роман»

© Владислав Клевакин, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

– Ефимка, поди сюда. Подбрось веток в огонь, сынок. – Старый казак перевернулся с боку на бок, сильнее натягивая на себя овчину. – Ох и холодные тут ветра за Урал-камнем, – пробурчал он.

Ветер и впрямь был холодный и быстрый, он, словно по таинственному и темному речному коридору, устремлялся вдоль стены леса, опоясывающего берега реки. Ефимка, худощавый мальчишка в рваном тулупе, случайно приставший к казакам, подбежал к костру и закинул в него несколько рубленых сучьев. Костер запылал ярче, освещая приткнувшиеся к извилистому берегу Туры казачьи струги. Большие и неповоротливые суда были сильно нагружены различным скарбом, отчего их борта чуть ли не касались воды.

– Дядя Митяй… – Ефимка осторожно потрепал за овечью шкуру, которой укрылся старый казак. – А, дядька Митяй…

– Ну чего тебе, бесененок? – Из-за куска овчины высунулась бородатая голова.

– Тут давеча за лесом лошади ржали… – Мальчонка указал на гору за рекой, покрытую вечнозеленым лесом.

– Ну, то вогулы али еще какие инородцы, – широко зевая, ответил казак. – Сбегай, коли не спится, до дальнего дозору, скажи: пущай не зевают.

Ефимка кивнул головой и исчез в темноте.

– Однако странно, да? – пробурчал казак, ворочаясь под овчиной. – Лошади ржали, а от дозора гонца не было. Поди, случилось чего, пожаловали нехристи, а мы тут спим-почаваем, прости, Господи. А как поди нагрянут вогульцы или кучумцы, враз здесь всех во сне и порешат.

Он откинул овчину и протер глаза. Над Турой стелился белый туман. Знать, холода скоро придут. Тура встанет льдом, и придется становиться на зимовье, как на Тагил-реке, что сейчас не входило в планы казачьей экспедиции.

Зима за Урал-камнем приходит рано. Уже чуть успел облететь желтый осенний лист, так начинают пролетать первые снежинки, предвестники скорого ледостава. И на многие версты вокруг лишь поникшая в ожидании лютой стужи вечнозеленая тайга да пробирающий до костей вой голодных волчих стай.

Дядька Митяй толкнул ногой казака, спящего неподалеку и издававшего такой махровый храп, словно враз выстрелил с десяток пищалей.

– Серго, вставай, черт усатый.

Казак под овчиной, из-под которой торчали только его кожаные сапоги, даже не пошевелился. Казак Митяй сплюнул на траву остатки табачинки, попавшей в рот, и вновь пнул скрюченную фигуру под овчиной.

– Да поднимайся ты уже. Ишь разлегся он, чай не на печи.

Спящий казак пробурчал про себя что-то ругательное, очевидно, недовольный, что его разбудили в такую рань, и высунул голову Продрав огромными кулачищами еще сонные глаза, он злобно буркнул:

– Ну чего тебе, дядька Митяй?

Митяй деловито прицепил саблю на ремень и пригладил чуб. Это было единственное из растительности, что росло на его голове с тех самых пор, как он стал вольным казаком. Характер он, как и большинство казаков, имел скверный. Вольная жизнь на Дону вконец испортила его. Сквернословие, пьянство, но при этом быть совершенно набожным было типичным портретом казака того лихого времени.

– Мне-то ничего, – важно ответил Митяй. – Да только чует моя больная спина вести дурные. С караулу у оврага давно из казаков никто не прибегал, – тревожно добавил Митяй. – Ни табаку, ни хлебу не пришел никто поклянчить.