Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин

– Милый, – сказала она, просовывая руку мне под шею, что должно было означать нежное объятие, и глядя мимо меня нарочно мечтательным взглядом «с поволокой», который так распространен среди актрис и торговых работников. – Милый, поздравь меня: я решилась.

Приподнявшись настолько, насколько позволяла мне эта хватка, я вынул из-под себя скомканную простыню и укрыл ее белевшие в темноте плечи: в комнате было прохладно, потому что я терпеть не могу закрытых форточек. А кроме того, согреваться лучше всего не одеялом, а теплом тела того, кто лежит рядом с тобой, считал я. Конечно, до тех пор, пока этот другой не начинает выяснять отношения.

Но Марина не собиралась ничего выяснять. Она провела по моим губам пальчиками – «брум-брум!», потерлась своим носом о мой и, лениво потянувшись, словно кошка, укусила меня за мочку уха.

– Решилась на что? – спросил я, отводя рукой ее волосы, которые лезли мне в рот и глаза. – Купить ту самую брошь с аметистом, о которой ты твердишь мне всю неделю?

– Мур-мур-мур… – промурлыкала она, прижимаясь щекой к моей груди. Маленькие пальчики начали прогулку по дорожке от подвздошья до пупка и обратно – я невольно хихикнул, потому что стало щекотно. – Нет, какой же ты дурачок… Я решилась выйти за тебя замуж!

Я похолодел. «Здравствуйте, приехали!» – шевельнулась в мозгу неприятная, как вкус холодной яичницы, мысль. Следом за ней возникла вторая: «Ни за что! Стоп, так, может, она беременна?!» И следом за первыми двумя, как бы споткнувшись о них, пришла третья мысль: «Зря перепугался. Она же замужем. Просто разыгралась, шутит… шутница, тоже мне, прямо-таки шоу Бенни Хила».

Марина тем временем приподнялась на кровати, положила ладонь на мою голую грудь и, убедившись, что сердце мое стало биться не ровно, а, так сказать, взволнованными (хотя на самом деле трусливыми) толчками, удовлетворенно кивнула.

Она откинула простыню и встала на ковер точно в центре светового пятна, свет фонаря лился сквозь приоткрытую форточку и при определенном напряге воображения мог бы сойти за лунный. Вся облитая этим электрическим лучом, Марина приподнялась на цыпочки, собрав над головой волосы, и принялась медленно кружиться вокруг своей оси, перебирая босыми ногами, будто следуя ритму одной ей известной сложной мелодии.

Конечно, она делала это намеренно, с чисто женским тщеславием, давая мне полюбоваться своей роскошной, чуть полноватой фигурой с тонкой талией, пышными бедрами, упругими грудями и темными впадинами подмышек, источавшими еле слышный аромат пряного пота – итога только что закончившейся любовной игры.

– Я долго думала и наконец поняла, что мы созданы друг для друга, – не прекращая движения, проговорила она певуче. – Я поняла это во время долгих бессонных ночей. – (Это был штамп, от которого я невольно поморщился). – Ради тебя я расстанусь с мужем… Это большая жертва, но я брошу его ради тебя. Только ты должен обещать мне, милый, что набьешь ему морду и спустишь с лестницы, когда он придет выяснять отношения… Я так хочу. Ты должен сделать это еще до того, как начнется наш медовый месяц.

И она чуть притопнула ножкой, не выбившись, однако, из ритма импровизированного танца.

Когда тебя кто-то пытается взять на короткий поводок, самое глупое, что можно сделать, – оставаться при этом голым. Голый человек – беззащитный человек, а голый мужчина красив только на репродукциях картин Эрмитажа. Поэтому я встал, завернувшись в простыню на манер римского патриция, а потом включил свет, нашел в ногах кровати свои джинсы и свитер, после надел их и закурил. То, что я закурил, свидетельствовало о крайней степени моего душевного волнения. За сигарету я хватался не чаще одного – максимум двух раз в год.