Одиннадцать часов лета

Нет, она конечно хотела сбежать, оказаться как можно дальше или вовсе исчезнуть, но не так же. А всего-то и стоило ошибиться номером автобуса и оп-ля – она уже стоит с краснющими заплаканными глазами и без единой бумажной салфетки в совершенно незнакомом ей месте.

«И кто я после этого? Простофиля – вот кто».

Автобус укатил едва она вышла. Вокруг не было никого, кроме какого-то типа, который ковырялся в здоровущем рюкзаке.

«Вот так угораздило». Маньяк», – промелькнула догадка, когда она увидела, как незнакомец перекладывает складной нож из рюкзака в карман джинсов. – «Ну что за утречко».

Утречко действительно не задалось. На курантах морского театра было без пяти девять, когда она вышла из автобуса поблизости от его дома. В который раз перечитала вчерашнюю смс-ку от него: «Завтра в 9–00 у моего подъезда. Только ты и я». Следом тянулась вереница сердечек. Куранты пробили девять ноль-ноль, когда она, стуча каблучками, вошла во двор его дома. А ещё через минуту она уже шла куда глаза глядят и ничего не видела вокруг.

Сейчас же, если верить севшему телефону, было одиннадцать часов одиннадцать минут. Воскресенье. 22 июня. Получалось, что с тех пор прошло два часа. Два очень горьких часа, за которые она успела сделать несколько не менее горьких выводов.

Во-первых, твёрдо решила она, у неё не было больше доверия к имени Гарик, курчавым волосам и смс-кам с сердечками. Как, впрочем, и к поцелуям, которые шли во-вторых. Сплошные слюни.

Она училась с ним в одном классе и он был такой один. Анастасий же, помимо неё, только в их классе было ещё двое. «Зверева» – так её называли учителя, перед тем как вызвать к доске. Надо же было их всех как-то различать, вот фамилия и пригодилась. Гарик же обращался к ней исключительно «Настюха». Так что она решила – и это было уже в-третьих – что и это имя она тоже занесёт в чёрный список. А жаль, иметь прозвище, пусть и такое, было неплохо. Теперь, видимо, придётся снова быть обычной Анастасией.

Что же касается той, из десятого «В», из которой гормоны так и выпирали во все стороны, то так ей и надо. Пусть теперь она мучается с этим своим Гариком. Хотя – тут Настя была вынуждена признать – на первый взгляд те двое не особо мучались. Скорее даже наоборот. Это было в-четвёртых и самое горькое из всего.

А ещё она выяснила, что запасы её слёз оказались воистину неисчерпаемыми. Она ещё никогда столько не плакала. Теперь ей казалось, что правильнее было бы как следует разозлиться или наорать на него, но вместо этого из её глаз брызнули слёзы. Абсолютно против её воли. Они же отчаянно мешали ей найти дорогу до ближайшей остановки. При этом они ни капельки не мешали ей прокручивать раз за разом ту проклятую минуту между 9–00 и 9–01. Это было в-пятых и на этом точка.

Так и не разглядев толком номера подошедшего автобуса, она запрыгнула в него и уставилась пустыми глазами в окно. В конце концов ей было всё равно куда ехать. Лишь бы подальше отсюда. Слёзы всё текли и текли, не зная устали и она только и успевала, что доставать из сумочки новые салфетки. Хорошо хоть, что воскресным утром автобус был практически пуст. Это-то она кое-как разглядела.

А ещё, судя по каплям на стёклах автобуса, снаружи тоже было сыро. Всё это никак не улучшало видимость во время поездки. Только когда потоки воды по обе стороны стекла прекратились, а водитель объявил конечную, она вышла на мокрый асфальт. И вот теперь она тут. Настя огляделась, пытаясь понять, где же именно.