«Любовь – небес святое слово». Классика русской женской поэзии

Два величайших памятника мировой поэзии «Псалтирь» царя Давида и «Песнь песней» его сына царя Соломона – примеры не разделения, а единства молитвенной и любовной лирики.

В России таким примером, уверен, можно назвать женскую поэзию, начиная с Евфимии Смоленской и Анны Буниной, Евдокии Ростопчиной и Юлии Жадовской до Аделаиды Герцык, Марины Цветаевой и Анны Ахматовой.

Это вовсе не значит, что Анна Бунина и Евдокия Ростопчина были самыми первыми и самыми выдающимися из всех стихотвориц (так называли они себя). Одна из их предшествениц Евфимия Смоленская уже во второй половине XVII века создала «Молитву и песнь плачевную». Уже первые исследователи отметили «неординарность» этой молитвы на фоне других вирш ее современников, как правило, книжного происхождения. Молитва Евфимии в этом отношении тоже «книжная», в ней присутствуют те же самые парные рифмы-вирши, которых не было ни в древнерусской поэзии, ни в народной. Но в этом новом «наряде», так сказать, европеизированном («виршевики», как ни крути, западники) она остается русской женщиной, выплакивающей свое горе в плаче-молитве. Княгиня Ярославна в «Слове о полку Игореве» молит о спасении плененного мужа князя Игоря; княгиня Евдокия в «Житии Дмитрия Донского» оплакивает умершем муже. Русские княгини причитали по своим князьям точно так же, как простые крестьянки. Но причитания русских княгинь и народные плачи – не единственный источник песни плачевной смоленской попадьи Евфимии. Женские плачи у нее, в свою очередь, сочетаются с духовными стихами. В сохранившемся списке молитвы Евфимии последней трети XVII века указывается: «…Воспевати же ся может на глас Прекрасная пустыня и Прекрасного Иосифа», то есть указаны два народных духовных стиха, на мелодии которых она воспевала свою молитву.

Молитва Евфимии Смоленской, впервые опубликованная в 1989 году, до сих пор остается единственной из выявленных произведений женской поэзии допетровской Руси. Но точно так же после первой публикации 1800 года воспринималость и «Слово о волку Игореве». Об этом свидетельствует известное пушкинское высказывание 1830 года: «…К сожалению, старинной словесности у нас не существует. За нами голая степь и на ней возвышается единственный памятник: Песнь о полку Игореве». Ведь Пушкин не ошибался, поскольку к этому времени еще не было открыто ни одно из других великих поэтических произведений Древней Руси. И не только поэтических. До середины XIX века никто не знал даже о существовании самых древних мозаик киевского Софийского собора, их «случайно» увидел под обвалившейся штукатуркой художник Федор Солнцев. Имя Андрея Рублева стало всемирным тоже лишь в начале ХХ века…

Женская поэзия Древней Руси до сих пор остается невидимым градом Китежем. Молитва Евфимии Смоленской – первый из услышанных нами звон ее колоколов.

Хочется надеяться, что в XXI веке расширятся не только хронологические, но и тематические рамки женской поэзии, лишенной едва ли не самой основной своей черты – религиозности. В трагические десятилетия, названные митрополитом Иоанном «атеистической одурью», не только в женской, но и во всей русской поэзии было оставлено лишь несколько молитвенных шедевров Пушкина и Лермонтова, на которые, что называется, рука не поднялась (хотя даже «Отцы пустынники…» публиковались и продолжают публиковаться без пушкинского названия «Молитва»). Да и ныне, при отсутствии каких-либо гласных или негласных запретов, молитвенная поэзия остается вне поэтических сборников и антологии, дублирующих одни и те же подборки из предыдущих изданий времен той же самой «одури».