За три недели до Нового года
– Лиля, сходи в магазин, у нас закончилось молоко! – визгливо прокричала мачеха из кухни.
Я только уселась почитать конспекты, наведя по требованию Эльвиры порядок в своей крохотной комнате. Бардака на самом деле не было, но мачеха ко мне постоянно придиралась. Отец утверждал, что это от большой любви, мол, она обо мне беспокоится. А что за меня беспокоиться? Я хорошо окончила школу, ну не поступила в институт, да и ладно. Зато поступила в профессиональное училище и уже через год буду классным парикмахером, а может, потом и на стилиста подучусь. Мне моя будущая работа нравится. А то, что кто-то во мне разочаровался, так это его личные проблемы. Пусть восхищается пасынком.
Любимый сыночек моей мачехи учился второй год на юриста, о чем вспоминали чуть ли не каждый вечер за ужином. Именно к вечерней семейной трапезе и готовилась сейчас Эльвира, отец должен был вот-вот прийти с работы. Идти за молоком на мороз совершенно не хотелось, но я слишком хорошо знала Эльвиру. Если послать ее, она поднимет такой ор, что проще сходить, тем более магазин был на первом этаже. Натянув на футболку свитер, я отправилась к выходу, заглянув на кухню и уточнив:
– Больше ничего не нужно?
– Нет, милая. Спроси у Эдика, может, ему что нужно, – приторно ласково пропела женщина.
– А почему он в магазин не сходит? – возмутилась я.
– Он занимается. У него завтра важный доклад.
– Я, вообще-то, тоже занимаюсь! – снова повысила голос.
– Ой, да в твоей путяге особо и напрягаться не надо… А у Эдички очень строгий профессор!
Я не стала заходить к Эдичке и спрашивать, что ему нужно. Ушла, громко хлопнув дверью.
Лифт долго полз на мой одиннадцатый этаж, так что я успела высказать все, что думаю об Эльвире, но мысленно. Мачеха в целом была обычной мачехой. Практически сразу, как отец на ней женился два года назад, она переложила всю уборку квартиры на мои хрупкие плечи. Мне тогда едва исполнилось шестнадцать, хотелось гулять во дворе, а приходилось каждую пятницу намывать две комнаты, кухню и туалет, комнату сводного брата я отказалась мыть категорически, его сальный озабоченный взгляд раздражал меня даже за семейным столом. Оставаться с ним наедине было чревато. С тех пор как полгода назад мне исполнилось восемнадцать, у него окончательно сорвало стоп-кран. С каждым днем я боялась его все больше. Он постоянно зажимал меня в коридоре, и его руки все чаще оказывались в тех местах, до которых я и сама дотрагиваться смущаюсь. Озабоченный придурок!
Зашла в лифт, продолжая размышлять о семейке. Несмотря на все недостатки мачехи, я не могла не замечать, что отец рядом с ней ожил. Когда шесть лет назад моя мама бросила нас и сбежала в неизвестном направлении, оставив лишь записку, он превратился в привидение. Так что уже тогда я стала заниматься домом. Эльвира даже в чем-то разгрузила меня. Она прекрасно готовила. Если бы не ее безумная любовь к озабоченному Эдичке, я бы даже не жужжала.
Лифт остановился на третьем этаже. Вошел курьер с оранжевым коробом за спиной. Пришлось потесниться. Двери закрылись, лифт дернулся и замер. Я прислушалась. Тишина, только рядом едва уловимо дышит курьер. Я была ближе к панели управления. Нажала на кнопку первого этажа, реакции ноль, на двойку – ничего. Попробовала вызвать диспетчера, ответом мне был глухой треск. Интенсивное тыканье на кнопку открытия дверей тоже не дало результатов.
