Теперь я точно знаю, что есть собака, которая ждет меня в облаках. Я узнал это тогда, когда думал, что вот-вот, еще немного, и я умру. Но лучше рассказать обо всем по порядку.
Заключительная (или не заключительная, кто ее знает? – может быть, просто очередная) часть моей в меру однообразной жизни, – родился, учился, работал, бросила одна жена, снова учился, снова работал, видимо, уже подумывала бросить вторая, – разбавлена достаточно регулярными авиационными перелетами по работе. Один мой приятель как-то между делом сказал, что всегда просит на стойке регистрации в аэропорту место в самолете у прохода. Я тогда не спросил его, почему, но сам попробовал и понял, что это очень удобно. Имея такую большую комплекцию как у меня, крайне некомфортно ощущать себя зажатым с двух сторон соседями, и если ими окажутся пассажиры такого же телосложения, как я сам, или более крупные, – еще хуже. А так – можно опереться на подлокотник, который ближе к проходу. И в результате беспокойство доставляют только проходящие мимо пассажиры и бортпроводницы с тележками. Не слишком часто, по сравнению. И с тех пор я регулярно пользовался этой возможность, благо дело, практически всегда прибывал в аэропорт задолго до отправления рейса. Но однажды, – явился на регистрацию позже обычного, – мест у прохода уже не оказалось, и мне пришлось сесть у окна. В то время я отрабатывал завершающие штрихи, как мне казалось, "книги по философии", и поэтому перечитывал Гуссерля. А он, доложу я вам, иногда, сам, видимо, того не желая, излагал свои мысли так, что без многократного прочтения и длительного обдумывания понять смысл прочитанного для меня не представлялось возможным. Вот и в этот раз, я читал, перечитывал, думал, снова читал, снова думал. А когда думал, смотрел в иллюминатор. И в один прекрасный, – по истине, не для красного словца, – момент, я увидел и понял, какие красивые облака бывают, если смотреть на них сверху. Как снежное поле, на котором громоздятся неизвестно кем собранные кучи того же снега. Однажды жена (именно та, которой я уже порядком надоел) показала мне фотографию, на которой при помощи компьютерной обработки было изображено такое же снежное поле, но его насквозь пробивал шпиль какого-то старинного собора или ратуши. Я сразу вспомнил этот снимок, и подумал тогда, что хорошо бы было увидеть среди облаков город, который на них примостился. Но, разумеется, никакого города не было, сколько я ни всматривался. Я уже был готов вернуться к терпеливому Гуссерлю, когда увидел собаку. Да, именно собаку. Она ходила по снежному облаку, мягко и плавно ступая лапами. Цвета облаков, она отличалось от окружающего пейзажа только оттенками. Я ошарашенно прикинул расстояние, и понял, что ничего прикинуть не получается. Я видел по ее движениям, что она достаточно большая, но при этом я не мог разглядеть деталей и точно определить размер. Мое наблюдение, как она ходит по облаку, длилось с десяток-другой секунд, – по крайней мере, мне так показалось, – а потом собака села и стала неотрывно смотреть в мою сторону. И рядом с собакой я разглядел… небольшую лавочку. «Что такое?!» – гневно подумал я, встал и вышел.
Идти к собаке пришлось несколько минут, я двигался, боясь оторвать от нее взгляд. Когда я, топая, как по свежевзбитым бабушкиным подушкам, по облакам, наконец, добрался до нее, она встала, пару раз, – достаточно вяло, как бы, для приличия, – вильнула хвостом и произнесла: «Ну, здравствуй. Наконец-то».
