Сердце из хрусталя и стали. Искра в тени

Глава 1. Белая аура одиночества

Такой цвет видел только один раз в жизни – на старой черно-белой фотографии своей бабушки. Не цвет вовсе, а его полное отсутствие. Оттенок пыли на заброшенной паутине, цвет молчания в пустом доме, сияние лунного света на лезвии ножа. Белая аура. Аура полного, абсолютного, выжженного одиночества.

И она висела вокруг новенького, Лео Корделя, с самого утра.

Алиса отвела взгляд, уткнувшись в учебник по литературе. Слова расплывались перед глазами, превращаясь в бессмысленные закорючки. Белый. Ледяной и безжизненный. Он сидел в трех рядах от нее, у окна, и смотрел на осенний дождь, барабанивший по стеклу. Казалось, он даже не дышал.

– Торн, ты с нами? – резкий голос миссис Элвуд, учительницы литературы, прорезал гул класса.

Алиса вздрогнула. Все обернулись на нее. Десятки аур вспыхнули ярче – любопытство кислотно-желтое, раздражение грязно-оранжевое, скука мутно-серо-зеленая. Цветной вихрь, от которого закипала кровь в висках и начиналась легкая тошнота.

– Я… простите, повторите вопрос, – выдавила она, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.

– Я спрашиваю, как вы считаете, почему главный герой предпочел одиночество любви? – миссис Элвуд склонила голову набок, ее аура – ровный, учительский синий – колыхнулась, выдавая легкое нетерпение.

*Потому что любовь – это самый болезненный вид шума,* – молнией пронеслось в голове у Алисы. *Потому что в толпе можно быть так же одиноко, как и в пустыне. Потому что иногда белый цвет – это не пустота, а щит.*

Она этого, конечно, не сказала. Она пробормотала что-то заученное про трагедию романтического героя и его внутренний конфликт. Миссис Элвуд кивнула, удовлетворенная, и двинулась дальше по проходу. Алиса снова украдкой посмотрела на новенького.

Белая аура не просто окружала его. Она была частью него. Неподвижная, густая, как сливки. В ней не было ни всплесков, ни колебаний. Ни капли тепла. Обычно ауры людей напоминали северное сияние – они переливались, менялись, дрожали. Гнев мог за секунду вспыхнуть алым и тут же смениться на розовое смущение. Грусть могла струиться сизым туманом, сквозь который пробивались лучики надежды. Но это… это была стена. Белоснежная, гладкая, без единой трещины.

И это было невозможно.

За семнадцать лет жизни, за все годы своих мучений – с того самого дня в детском саду, когда она расплакалась, потому что «вокруг Билли слишком много колючего красного цвета» – она не видела ничего подобного. Одиночество бывало серым, пепельным, сизым. Но не белым. Белый – это цвет чистого листа. Но на этом листе не было ничего. Ни надежды, ни тоски. Ничего.

Звонок с урока прозвучал как спасательный круг. Алиса схватила рюкзак и ринулась к выходу, стараясь не смотреть в сторону окна. Ей нужно было в библиотеку – тихое, темное место в дальнем углу, где она могла переждать большую перемену, спрятавшись от какофонии чувств.

Она шла по коридору, опустив голову, как всегда, стараясь смотреть себе под ноги. Так было проще. Меньше видеть. Меньше чувствовать. Ее называли замкнутой, странной, «не от мира сего». Она не спорила. Как можно объяснить, что самый популярный парень в школе излучает удушающий, липкий оранжевый цвет тщеславия, а его подружка – ядовито-зеленые завитки ревности? Как сказать, что учитель математики, улыбаясь всему классу, залит изнутри густым, темно-фиолетовым цветом тоски?