История одного убийства - Александр Грин

История одного убийства

Страниц

15

Год

2008

На окнах караульного помещения бушевал ветер, ведя себя резко и порывисто. Злобно трясла крышу старенькая постройка, наполняя комнату скучным и зевотным настроением. Внутри караулки, за старым покрашенным столом, находились не только младший унтер-офицер, управляющий сменой, но и два других человека: рядовой Банников и ефрейтор Цапля. Разводящий, всегда окутанный печалью, нежно перелистывал строевые правила, иногда откусывая кусочек ржаного хлеба, который лежал на столе. Замученный желанием заснуть, он сдерживал себя и притворялся заинтересованным в изучении военной мудрости. Более того, через двадцать минут ему предстояло начинать свою смену. Но, помимо всего прочего, он не решался задремать из-за страха перед караульным офицером, который мог заглянуть на пост в любую минуту и высказать разводящему резкое замечание, а может даже и арестовать его столь строгого быстро.

Мои дополнения:

Ветер пронизывал окна караульного помещения своим зловещим дыханием. Бесстрастные стены старого строения дрожали в такт натиску природы, которая, казалось, налетала на унылое жилье. Внутри караулки, при деревянном столе, сидели еще двое, помимо младшего унтер-офицера - рядовой Банников и ефрейтор Цапля. Младший офицер, всегда закутанный в пелену печали, медлительно перелистывал страницы устава строевой службы, время от времени заглатывая кусочки ржаного хлеба, окутанные грустью. Он жаждал сна, однако себя преодолевал, маскируясь под усиленное изучение военного искусства. Более того, через двадцать минут наступало время для подмены. И плюс ко всему, он боялся уснуть из-за наставника, который каждую минуту мог заглянуть на пост и устроить ему жесткую выволочку или даже послать под арест...

Читать бесплатно онлайн История одного убийства - Александр Грин

I

За окнами караульного помещения бушевал резкий, порывистый ветер, потрясая крышу ветхого здания и нагоняя скучную, зевотную тоску. В самой караулке, у деревянного крашеного стола, кроме разводящего, сидели еще двое: рядовой Банников и ефрейтор Цапля. Разводящий, младший унтер-офицер, сумрачный, всегда печальный человек, лениво перелистывал устав строевой службы, время от времени кусая краюху ржаного хлеба, лежавшую на столе. Ему смертельно хотелось спать, но он пересиливал себя и притворялся погруженным в изучение воинской премудрости. К тому же минут через двадцать надо было вести смену. А кроме этого, он не решался вздремнуть из боязни караульного офицера, который каждую минуту мог заглянуть на пост и сделать ему, разводящему, строгий выговор, а то и посадить под арест. И хотя он завидовал часовым, имеющим возможность через каждые два часа стояния на посту спать целых четыре, но сознание своего служебного положения и превосходства заставляло его еще шире раскрывать сонные глаза и усиленно шевелить губами, запоминая непреложные догматы строевой дисциплины.

Цапля взял листик махорочной бумаги и, вытащив из штанов огрызок карандаша, при свете жестяной лампы нарисовал, помогая себе языком и бровями, подобие порохового погреба и маленькую фигурку часового. Часовой вышел кривым на один глаз и безногим, так что казалось, будто он стоит по колена в земле, но Цапля, тем не менее, остался весьма доволен рисунком. Он прищурился, захохотал, отчего вздрогнули его полные, мясистые щеки, потом сказал, протягивая бумажку Банникову:

– Смотри, Машка, – это кто?

Банников всегда служил предметом насмешек Цапли и теперь не сомневался, что ефрейтор изобразил его, Банникова, но не обиделся, желая угодить начальству, и сказал, ласково улыбаясь глазами, нежными, как у молодой девушки:

– На кого-то страсть похож. Никак Алехин?

Алехин был солдат, стоявший в это время на часах. Цапля помолчал немного, придумывая, что бы такое сказать поязвительнее Банникову, и вдруг прыснул:

– Это, Машка, ты! Вот ты эдак, расщеперившись, стоишь.

Банников молча улыбнулся, взял нож и отрезал кусок хлеба от каравая.

– Ужин-то не несут, кашицу-то нашу, – сказал он. – Дай-кось хлебца хошь пожую, что-то есть охота.

Разводящий поднял голову. У него было худое, загорелое лицо и маленькие черные усы. Он протянул руку к Цапле и сказал, зевая:

– Покажь!

Цапля подал рисунок унтеру и глупо захохотал.

– Машка, расщеперившись, стоит, – с трудом сказал он сквозь смех. – Не хочет признавать своего патрета.

– Вовсе не похож, – сказал разводящий. – Банников – парнишка румяный, как яблочко, а ты огородную чучелу изобразил.

Цапля надулся. Он ожидал, что унтер поддержит его и они вдвоем подымут на смех молодого солдата, прозванного «Машкой» за скромность и застенчивость. Он пожевал губами и сказал:

– Сущая девка энтот Банников. Банников! А может, ты девка переряженная, а?

Унтер улыбнулся, жуя хлеб. От движений челюстей шевелились его маленькие, острые усы, и казалось, что они помогают жевать.

Довольный Цапля продолжал.

– Позавчера в газетах писали, будто Банников наш к ротному ночевать ходит. Правда, штоль, ась, Банников?

Банников смотрел в стену и конфузливо улыбался, ожидая, когда кончится у Цапли прилив веселости. Потом шмыгнул носом, покраснел и сказал, проглотив хлеб: