Нить Ариадны

ПРОЛОГ

10… 9… 8…

Небо над Землей в ту ночь было не просто темным, оно втягивало в себя свет, как черная дыра, затягивающая осколки мертвых спутников. Грязь веков копилась в его глубинах: пластиковые острова, трупы роботов-уборщиков, пепел войн, выброшенный за пределы стратосферы. Оно смотрело на планету слепым зрачком, дулом антиматериальной пушки, нацеленным в спину каждому, кто осмеливался дышать.

Цифры пылали над городом, как раскаленные гвозди, вбитые в плоть ночи.

В трущобах Нью-Пандоры воздух густел от запаха перегоревшей электроники и старых труб, извергающих желтый дым. Люди толпились на крышах трейлеров, будто стая летучих мышей. Старик в плаще из списанного термопокрывала, продырявленного лазерами патрулей, обнял мальчишку с глазами, слишком старыми для семи лет:

– Видишь? – он ткнул костлявым пальцем в цифру «7», которая извивалась, словно змея. – Скоро. Скоро он придет.

Мальчик молча кивнул, сжимая голо-фонарик, собранный из деталей сломанного дрона. Его свет мерцал, окрашивая лица в бледно-лиловый тех, кто годами не видел солнца.

Где-то внизу, в узком переулке между трейлерами, девушка с кибер-рукой, ударила кулаком по бочке из-под синтетического масла.

«Бум-бум-бум!»

Звук пробился сквозь гул антигравитационных платформ, но тут же утонул в реве двигателей. Она зарычала, выдернула из кармана пучок проводов и воткнула их в ржавую трубу. Звук усилился, превратившись в пульс, и толпа на крышах зашевелилась, как единый организм.

На краю «Ржавого Пояса», где трейлеры врастали в землю, словно металлические грибы, восьмилетняя Сара прильнула к окну, затянутому пленкой от радиационных бурь. Ее дыхание оставляло мокрые пятна на пластике, смешиваясь с жирными отпечатками прошлых лет. За спиной стояла мать, поправляя на запястье браслет из мелких камней. Спиральный шрам под ним светился тускло, как умирающий светлячок.

– Мам, а если он не придет? – Сара впилась ногтями в подоконник, оставляя легкие отметины на ржавом металле.

– Он придет, – Мать провела пальцем по шраму, и тот вспыхнул синим, осветив стену. – Он всегда приходит.

5… 4… 3…

Цифры прорезали небо, окрашивая землю багровой тенью. Где-то над головой завизжали «Стервятники» – корпоративные дроны, сканирующие толпу. Луч прожектора скользнул по крышам, выхватывая из тьмы лица: женщину с шрамом через все лицо, старика, держащего фотографию сына, девочку в цветастом платье.

– Глушилки! – закричал кто-то.

Из трейлеров вынырнули фигуры с ящиками, обмотанными проволокой. Резкий визг заполнил эфир, дроны замерли, их сенсоры захлебнулись помехами. Толпа заревела, поднимая самодельные факелы из обрезков труб.

2… 1…

Сара прижала ладони к стеклу. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди и взлететь к цифре, мерцающей, как глаз циклопа. Женщина положила руку на ее плечо, чувствуя, как дрожат пальцы, но голос был тверд:

– Сейчас.

0.

Тишина.

Даже ветер замер, затаив дыхание. Пластиковая пленка на окне перестала хлопать. Где-то далеко упала банка, и ее грохот прокатился по трущобам, как предсмертный стук.

Небо громко вздохнуло.

Тени сплелись в кольцо, огромное, как орбитальная станция Синее свечение зародилось в центре, сгустившись в шар, что пульсировал, словно гигантское сердце. Кратеры на его поверхности открывались, как рты, поющие на частоте, от которой звенели зубы. И из этого света шагнул он – Э́лиас Ве́ренн, человек-легенда, чье лицо было изрублено шрамами, которых не оставляют обычные войны.