Черная заводь

Саша любил Гомель зимой. В таких декорациях город словно приоткрывал незнакомое лицо: тихие улочки засыпало снегом, заглушая шум машин и редкие шаги прохожих. Фонари бросали размытые пятна света на заснеженные фасады домов, а вдали, над парком, возвышалась светло-жёлтая громада дворца Румянцевых-Паскевичей, окутанная полуночным туманом. Тихое тиканье часов на башне эхом разносилось в ночной тишине.

И тут пробила полночь.

Глухой бой раскатился над городом и стих в морозном безмолвии. Этот звук в Гомеле был всегда – привычный, древний, будто сердце города билось в унисон с часовым механизмом. Но сейчас в его мерном ритме сквозило что-то тревожное. Словно в темноте кто-то ждал этого удара.

Саша не заметил, как задержал дыхание и поежился.

Сегодня он выбрался к Сожу так поздно с одной целью – пофотографировать. Полнолуние и мороз могли подарить редкие, почти сказочные кадры – тёмная лента реки в серебристом сиянии луны.

Парень неторопливо шёл по пустынным дорожкам парка, чувствуя, как холод пощипывает лицо и медленно прокрадывается под перчатки. В воздухе лениво кружились отдельные хлопья снега, мягко падая на объектив его камеры.

Пройдя по каменному мосту мимо пруда, где летом плавали лебеди, а теперь царила неподвижная белая пустота, он свернул к набережной. Внизу, по ту сторону реки, затаилась чёрная заводь – место, окутанное странными слухами. Местные поговаривали, что в этих водах «живёт что-то недоброе», и даже самые отчаянные рыбаки обходили его стороной.

Саша спустился по скользким ступенькам, ведущим к самой воде, и остановился на краю потрескавшегося бетонного выступа. Река отражала лунный свет разорванными фрагментами: кое-где у берега уже сковало льдом, но срединное течение оставалось открытым, тёмным и глубоко дышащим под морозной гладью.

Он установил камеру на штатив, чтобы сделать снимки с длинной выдержкой. Вокруг стояла звенящая тишина: лишь ветер свистел в голых ветвях, да где-то далеко, со стороны бара «Квартирник», раздавался приглушённый смех.

Сделав пару кадров, Саша присел на корточки у самой кромки воды, чтобы точнее выставить фокус. И вдруг замер.

До слуха донёсся странный, едва различимый звук – нечто среднее между шёпотом и шелестом волн. Но этот звук был не случайным, не частью реки – в нём проскальзывали слова. Тихие, почти неуловимые, но зовущие. Он вслушался и вздрогнул – в этом шёпоте прозвучало его имя.

Сердце сжалось, под кожей пробежал тягучий, липкий холод не от зимнего мороза, а от чего-то другого.

Мавка.

Эта мысль вспыхнула в сознании внезапно, как первая искра перед лесным пожаром. Вспомнились старые городские легенды. Говорили, что когда-то в этих водах утонула девушка, и теперь она зовёт к себе одиноких путников.

Саша всегда считал это красивой страшилкой, но теперь… Теперь его имя звучало из темноты, растворяясь в холоде, и это было не похоже на игру ветра.

Он подался вперёд, почти неосознанно. И тут лёд хрустнул.

Будто что-то в самой глубине реки треснуло, разошлось чернильной трещиной. Саша попытался отпрянуть, схватиться за камеру, но бетонный край под ногами внезапно провалился. Мгновение казалось растянутым, замедленным. Резкий рывок. И ледяная вода сомкнулась над ним, вырывая всё тепло и дыхание одним движением. Паника ударила в грудь мгновенно.