Молитва об обращении заблудившихся
Господи Иисусе Христе, Боже наш! Приими от нас, недостойных рабов Твоих, усердное моление сие и, простив нам вся согрешения наша, помяни всех врагов наших, ненавидящих и обидящих нас, и не воздаждь им по делом их, но по велицей Твоей милости обрати их: неверных ко правоверию и благочестию, верных же во еже уклонитися от зла и творити благое. Нас же всех и Церковь Твою святую всесильною Твоею крепостию от всякого зла милостиво избави. Отечество наше от лютых безбожников и власти их освободи. Верных же рабов Твоих, в скорби и печали день и ночь вопиющих к Тебе, многоболезненный вопль услыши, многомилостиве Боже наш, и изведи из истления их жизнь. Подаждь же мир и тишину, любовь и утверждение и скорое примирение людям Твоим, их же честною Твоею Кровию искупил еси. Но и отступившим от Тебе и Тебя не ищущим явлен буди, во еже ни единому от них погибнути, но всем им спастися и в разум истины прийти, да вси в согласном единомыслии и в непрестанной любви прославят Пречестное Имя Твое, терпеливодушне, незлобиве Господи, во веки веков. Аминь.
Ещё не загорелась зорька первыми лучами, а кто-то рядом уже развил кипучую жизнедеятельность. Что-то движется, переносится, меняется. Это бабушка. Сейчас ей уже восемьдесят четыре года, заслуженный возраст, потому своим мещанским умом, предлагаю ей поспать, что она этого сна заслужила, а теперь может честно валяться и ничего не делать.
– Как же так? – слышу в ответ, – как же ничего не делать? Да ведь на меня все смотрят, ещё подумают за мою слабость, да болесть какую…. Не дай Бог…
– А и подумают, – отвечаю, – что с того? Возраст, положено.
– Кем, это так положено? Ничего подобного. Да я должна жить, только лишь потому, чтобы мои дети и внуки знали, что и они столько проживут. Я должна работать, чтобы и они знали, что смогут работать в этом возрасте. Я никогда не должна болеть, чтобы они знали – «У нас болеть не принято».
Вот удивила. Смотрю, а она уже на картофельном поле траву щиплет. Делов то, ой ей ой. То одно то другое, всегда есть к чему руку то приложить. Простая вещь, а до этой поры мне неизвестная, да непонятная. Все на нас смотрят, а для ближайших мы вообще эталоны. Хоть об этом никто не говорит, но это так. Не для себя надо жить, для них, чтобы и самим потом также невзирая ни на что.
– А всетки, болит ли чё? – спрашиваю украдкой, – у несущей поросятам кашу из овощей, полным ведром.
– Да как не болеть-то? Болит, всегда, чёнить, да болит. Руки вон совсем отнимаються… эх. Да только знать про то никому не надобно. Вот так то. Это моё. Для всех надо только о хорошем говорить, да рассказывать.
– Ну а вдруг, помощь какая понадобится? – не успокаиваюсь.
– Помощь это хорошо… да просить плохо! Хорошие люди и так помогут, без просьбы всякой. А плохия, так это проси не проси, не надо то им. У них свои дела да хлопоты. Со своим дерьмом жизненным разобраться, которое сами же себе и нахапали, вот и возятся на нём як муха на навозе. Это их судьба такая, нечего их судить да говорить об этом.
Хорошие всегда сами помогут, а плохие…
А я уже смотрел в окно из уходящей в каменные джунгли электрички.
