Я помню, как впервые увидела Капитана.
Случилось это в первый день лета. Грузовик с нашими пожитками подкатил к подъезду пятиэтажки, в которой мои родители купили квартиру для своего ненаглядного чада, то бишь для меня. Мы с моим благоверным на его шикарном возлюбленном авто припарковались неподалеку от грузовика. Какое-то время я уныло наблюдала сквозь выдраенное до блеска лобовое стекло, как рабочие таскают в наше новое жилище коробки с еще ни разу не пользованной мебелью – прямиком с прилавка гипермаркета. Новая квартира, новая мебель, новая жизнь… По крайней мере так решили мои родители. «Да только проблемы прежние», – горько усмехнулась я про себя.
– Чего сидишь? – вывел меня из ступора колючий голос мужа. – Давай иди принимай апартаменты.
Прихватив единственную дорогую мне в жизни вещь – затасканный еще с детских лет этюдник, я послушно выбралась из машины. Посмотрела по сторонам и мгновенно возненавидела все вокруг. И этот дом, которому предстояло стать нашим домом, и людей, которым надлежало стать нашими соседями: галдящих детей в песочнице; ухмыляющихся, пошло глазеющих на меня из беседки пацанов и их нахальных подружек; старушек, треплющихся на лавочке у подъезда и бросающих на нас шпионские взгляды. Господи, что я тут делаю? И все же я заставила себя поднять голову и взглянуть вверх на окна третьего этажа, где нас ждала наша новая квартира. В этот момент я и увидела его.
Признаться, первое впечатление оказалось странным. Молодой человек, на вид лет двадцати, стоял в амбразуре окна второго этажа, как раз под нашими окнами. Сразу же бросилась в глаза его странная одежка: матросская фуражка, вязаный серый свитер да намотанный на шею толстый красно-зеленый шарф (как будто на дворе не лето). Руки сего нелепого персонажа сжимали и слегка покачивали приделанный к подоконнику корабельный штурвал. Он не видел меня. Его широко раскрытые, по-детски наивные глаза были устремлены куда-то вдаль. Я даже невольно обернулась, чтобы проверить, действительно ли у меня за спиной возвышаются похожие одна на другую многоэтажки, или там простирается бескрайнее море?.. Но больше всего меня поразил его взгляд – взгляд мечтателя. «Так мечтать могут только дети, – подумала я. – Или сумасшедшие…» На его взрослом лице сияли такие чистота и неиспорченность, что вспомнились ангелы с фресок эпохи Возрождения. Мне даже захотелось остановить мгновение, распахнуть этюдник, взять краски и запечатлеть этот восторженный образ.
– Эй, Капитан! – вдруг прокатился по двору мальчишеский крик. – Лови!
Что-то просвистело в воздухе, раздался удар о стекло, и перед мечтательным лицом расползлась кроваво-красная клякса. Парень в окне вздрогнул, словно пробудившись от сладкого сна. Он растерянно уставился на пятно. Это оказался перезревший помидор. Восторг на его лице сменился обидой. Он уже собирался скрыться в полумраке своей комнаты, как вдруг случайно посмотрел вниз. Наши взгляды встретились. Я прочла в его глазах столько печали и тоски, что мне захотелось развернуться и проучить так жестоко обошедшихся с ним мальчишек. И я бы, клянусь, это сделала! Да только в следующий миг дверь подъезда с грохотом распахнулась, и на пороге возникла воинственного вида женщина в бардовом халате и с полотенцем в руках.
