Супруги Орловы - Максим Горький

Супруги Орловы

Страниц

40

Год

Каждую субботу, накануне всенощной службы, в старом доме купца Петунникова разыгрывалась сцена, которая привлекала внимание прохожих в тесном дворе. Этот двор был завален различными предметами и службами из дерева, преимущественно покосившимися от времени. Из двух окон подвала доносились громкие и обострённые голоса женщины и мужчины.

Низкий женский контральто разрывало воздух: "Стооой! Стооой, ты, пропойца, дьявол!". В ответ ей возвышался чистый тенор мужчины, звучащий с другого окна: "Пусти!". Властно и настойчиво женщина отвечала: "Не пущу я тебя, изверга!". Мужчина уверенно возражал: "Врёшь! Пустишь!".

Крики становились все громче и громче, достигая пика напряжения. Женщина проклинала и называла мужчину извергом, в то время как он отвечал ей еретицей. Их конфликт продолжался, и никто не собирался уступать. Ба-атюшки, казалось, были их последними словами, вместе с угрозой убить или быть убитым.

Шум внутри дома привлекал окружающих. Соседей охватывала любопытство, и они переставали заниматься своими делами, чтобы разглядеть происходящее. Весь двор был сплетен вокруг этой субботней драмы, и каждый раз она привлекала новые лица.

Стоит отметить, что двор был знаком местным жителям как место странных и громких ссор. Сплетники распространяли разные версии происходящего, но лишь немногие знали полную историю источника этой субботней драмы. Возможно, она была вызвана глубокими личными обидами или неразрешимыми разногласиями, но большинство людей просто гадало, что делает эту пару такой яростной и несговорчивой.

Читать бесплатно онлайн Супруги Орловы - Максим Горький

…Почти каждую субботу перед всенощной из двух окон подвала старого и грязного дома купца Петунникова на тесный двор, заваленный разною рухлядью и застроенный деревянными, покосившимися от времени службами, рвались ожесточённые женские крики:

– Стой! Стой, пропойца, дьявол! – низким контральто кричала женщина.

– Пусти! – отвечал ей тенор мужчины.

– Не пущу я тебя, изверга!

– Вр-рёшь! пустишь!

– Убей, не пущу!

– Ты? Вр-рёшь, еретица!

– Батюшки! Убил, – ба-атюшки!

– Пу-устишь!

При первых же криках Сенька Чижик, ученик маляра Сучкова, целыми днями растиравший краски в одном из сарайчиков во дворе, стремглав вылетал оттуда и, сверкая глазёнками, чёрными, как у мыши, во всё горло орал:

– Сапожники Орловы стражаются! Ух ты!

Страстный любитель всевозможных происшествий, Чижик подбегал к окнам квартиры Орловых, ложился животом на землю и, свесив вниз свою лохматую, озорную голову с бойкой рожицей, выпачканной охрой и мумиёй, жадными глазами смотрел вниз, в тёмную и сырую дыру, из которой пахло плесенью, варом и прелой кожей. Там, на дне её, яростно возились две фигуры, хрипя и ругаясь.

– Убьёшь ведь, – задыхаясь, предупреждала женщина.

– Н-ничего! – уверенно и с сосредоточенной злобой успокоивал её мужчина.

Раздавались тяжёлые, глухие удары по чему-то мягкому, вздохи, взвизгивания, напряжённое кряхтенье человека, ворочающего большую тяжесть.

– И-эх ты! Ка-ак он её колодкой-то саданул! – иллюстрировал Чижик ход событий в подвале, а собравшаяся вокруг него публика – портные, судебный рассыльный Левченко, гармонист Кисляков и другие любители бесплатных развлечений – то и дело спрашивали Сеньку, в нетерпении дёргая его за ноги и за штанишки, пропитанные красками:

– Ну?

– Сидит на ней верхом и мордой её в пол тычет, – докладывал Сенька, сладострастно поёживаясь от переживаемых им впечатлений…

Публика тоже наклонялась к окнам Орловых, охваченная горячим стремлением самой видеть все детали боя; и хотя она уже давно знала приёмы Гришки Орлова, употребляемые им в войне с женой, но всё-таки изумлялась:

– Ах, дьявол! Разбил?

– Весь нос в кровь – так и тикёт! – захлебываясь, сообщал Сенька.

– Ах ты, господи, боже мой! – восклицали женщины. – Ах, изверг-мучитель!

Мужчины рассуждали более объективно.

– Беспременно он её должен до смерти забить, – говорили они.

А гармонист тоном провидца заявлял:

– Помяните моё слово – ножом распотрошит! Устанет возиться вот этаким манером, да сразу и кончит всю музыку!

– Кончил! – вскакивая с земли, вполголоса сообщал Сенька и мигом отлетал от окон куда-нибудь в сторону, в уголок, где занимал новый наблюдательный пост, зная, что сейчас должен выйти на двор Орлов.

Публика быстро расходилась, не желая попадаться на глаза свирепого сапожника; теперь, по окончании сражения, он терял в её глазах всякий интерес и, вместе с этим, был не безопасен.

Обыкновенно на дворе не было уже ни одной живой души, кроме Сеньки, когда Орлов являлся из своего подвала. Тяжело дыша, в разорванной рубахе, с растрёпанными волосами на голове, с царапинами на потном и возбуждённом лице, он исподлобья оглядывал двор налитыми кровью глазами и, заложив руки за спину, медленно шёл к старым розвальням, лежавшим кверху полозьями у стены дровяного сарая. Иногда он при этом ухарски посвистывал и так смотрел по сторонам, точно имел намерение вызвать на бой всё население дома Петунникова. Затем он садился на полозья розвален, отирал рукавом рубахи пот и кровь с лица и замирал в усталой позе, тупо глядя на стену дома, грязную, с облезлою штукатуркой и с разноцветными полосами красок, – маляры Сучкова, возвращаясь с работы, имели обыкновение чистить кисти об эту часть стены.

Вам может понравиться: