Дирижёр космических оркестров

Посвящается

моей киномечте

Часы, на которых остановилось время. Это ужасно, не правда ли?

Так остановилась и моя жизнь при встрече с ней. Как будто я прошлый остался навсегда здесь, на этих самых остановившихся стрелках…

А я, который сейчас? Есть ли я? Кто я? Куда я иду?..

Я поседел за миг. Думаю, у некоторых в той ситуации остановилось бы сердце. Если бы оно было обычным. А мое, видимо, оказалось здоровее некой условно принятой нормы. И оно выжило. А голова стала белой. В тридцать семь-то лет, с моими завидными генами: моя мать в шестьдесят выглядела на сорок, отец казался немногим старше, и в неполные семьдесят легкий пепел нехотя касался его волос.

Она не сказала ни слова за все время, что мы провели вместе… То есть не то чтобы вместе – я еще не сказал, что устроил великую мистификацию – собственное раздвоение личности?.. Один я стал ее вернувшимся счастьем, другой я – ее убийцей.

Убийцей… Убийцей… Я не хотел. Так вышло. Она говорила, что я гений. Это я-то. Звезда страны, достигший всех возможных потолков, снискавший столько любви поклонников. Мне из каждого угла кричали, что я гений. Так что я знал это и без нее.

Но она одна сказала мне еще и то, что, оказывается, гении не достигают потолков. Они не достигают совершенства вообще никогда. И как же это прекрасно…

Что? «Сказала», «говорила»… Ну да. Мы все-таки общались.

Девица, отдавившая мне ногу рано утром, в первый день съемок, – я не увидел ее лица, так быстро она промчалась мимо. Я запомнил лишь волосы цвета потемневшего от осени песка – и «дородность». Это очень подходящее для грубиянки слово, как я потом узнал, встречается только у русских и сравнимо с плодородной почвой, способной давать урожай снова и снова, не теряя своих внутренних минеральных богатств, и раньше в России считали красавицами именно таких женщин. Сейчас я бы сказал «слегка в теле». А в день знакомства…

– Это что за жирдяйка?

В съемочный павильон вошла миниатюрная брюнетка – моя будущая партнерша по фильму. Элегантная, знающая себе цену молодая женщина весьма приятной внешности. Еще один участник фильма – и мой лучший друг – Ким Бон – в недоумении посмотрел на меня, пока Алла – так звали партнершу – шла прямо к нам, чтобы поприветствовать.

Я указал глазами на упитанную фигуру, двигавшуюся спиной с кучей одежды на руках. Ким Бон понял меня и засмеялся.

Тем временем Алла протянула руку, сказав «Хэллоу», и залопотала что-то на английском, который я понимал с неохотой. Не то чтобы я его не знал. В моих умственных закромах лежали килограммы накопленных знаний английского, китайского и чуть-чуть – японского, и я без особого труда мог бы их воспроизвести в случае подходящих для этого ролей… Но любые языки, кроме родного корейского, не восторгали меня, а скорее, превращали в вола, вынужденно тянущего плуг… Не попашешь – не поешь.

И если дело касалось общения, я притворялся, что иностранной речи не понимаю, и вообще, скажу прямо, во мне всегда в такие минуты закипало презрение. Именно закипало. Ехать в страну и не знать ее языка разве не стыдно? Тем более в мою страну. Или все эти приезжие не учат мой язык, потому что считают нас, корейцев, людьми третьего сорта? Да, именно такие мысли приходят в мою голову в таких обстоятельствах, и даже красота будущей партнерши не спасла ситуацию – я потерял к ней всякий интерес, предоставив другу широкое поле для действий. А его мгновенную увлеченность Аллой не заметил бы только безглазый или косой.