Схватка

© Михаил Голденков, 2016

© Оформление. Букмастер, 2016

© Распространение. ТОО «Электронная книгарня», 2016

«И увидел я иное знамение на небе,

Великое и чудное:

Семь ангелов, имеющих семь последних язв,

Которыми оканчивалась ярость Божия»…

(Новый Завет; Откровение)

После мягкой зимы прошедшего года, словно согретой успехами литвинской армии, конец ноября 1662 года обещал на этот раз три суровых снежных месяца. – Пришел-таки Зюзя в белых одеждах, – говорили тревожно литвинские старушки, намекая на белобородого и босого бога зимы, несущего холода и вьюги…

Снег уже укрыл истерзанную за восемь лет войны землю мягкой белой шубой, в воздухе кружили снежинки, а на стеклах чудом сохранившихся от войны неразбитых окон мороз малевал свои замысловатые узоры. В отличие от предыдущего сезона лед уже с первых дней зимы начал сковывать многочисленные реки и речушки Литвы, а снег покрывать холмистые их берега, накрывать крыши разбуренных и все еще целых хат, дворцов и крепостей.

Обычно весна долго и робко начинается в Литве, словно скромная красна девица, стесняющая входить в покрытый льдом и снегом дворец не ей принадлежащий. А зима не церемонится, сразу по-хозяйски заходит и садится на все лавы. Вот и ныне, в начале декабря зимний Зюзя уже полноправно царил по берегам Западной Двины. На фоне снега чернели силуэты голых корявых деревьев, придававших пейзажу какой-то мистический вид, словно кривляющиеся в танце великаны, раскинувшие руки, приветствовали приход бога зимы… И Самуэлю Кмитичу нравилась эта пора года, нравился этот пейзаж на закате солнца, нравились первые морозы, свежий хрустящий снег… Он спрыгнул с коня, с удовольствием погрузив сапоги в свежий сугроб, и сделал знак своим людям рукой, мол, оставайтесь в седлах на месте. Впереди перед полковником светло-лиловой гладью в свете наступающего заката раскинулось между двух сосновых рощ поле, по которому навстречу Кмитичу в длинной бурой шубе, медленно ступая по сугробу, шел бородатый человек. Ох, как давно хотел оршанский князь познакомиться с ним лично, поговорить, взглянуть в его глаза, понять его… Уверенной походкой Кмитич пошел навстречу бородачу в длинной шубе. То был князь Иван Хованский, личный враг Кмитича еще со Смоленска. Год назад Кмитич полагал, что московский князь испытал сполна: разбитый, униженный и потерявший в плену своего сына он, казалось бы, должен вот-вот признать свое поражение, смириться с силой своего врага, уйти. Но нет. Хованский никуда не ушел, жаждал мести, реванша. Кажется, что для него смысл жизни был даже не в том, чтобы освободить из плена сына, не в том, чтобы выиграть войну Московии с Литвой, а в том, чтобы разбить и пленить лично оршанского князя пана Кмитича, столь много крови попортившего ему, опытному и грозному вояке Ивану Хованскому.

И вот они сошлись, встали на расстояние вытянутой руки, пристально глядя друг на друга. Кмитич с интересом рассматривал лицо Хованского, которое ранее видел лишь дважды издалека. Впервые он увидел Хованского со смоленской стены в подзорную трубу. Затем – в бою под Полоцком, во время переправы, когда московский князь еле ушел.

«А ты, брат, постарел», – Кмитич осматривал изрядно пополневшее желтое лицо с мешками под усталыми слезящимися глазами. Некогда аккуратная рыжеватая бородка Хованского нынче торчала лопатой.