Лилит и принц воров

Ночь в Яффо – это вам не просто отсутствие солнца. Это время, когда узкие улочки старого города выдыхают дневную жару вместе с запахами кофе, моря и чего-то неуловимо древнего, словно пыль веков решила устроить себе променад под светом луны и редких фонарей. Для большинства туристов и местных жителей это время для посиделок в кафе или романтических прогулок по набережной. Но для Бени Кляйна, чьи представления о романтике ограничивались скоростью, с которой бумажник незнакомца перекочевывал в его собственный карман, ночь была рабочим временем.

Беня не был взломщиком экстра-класса. Отмычки его слушались через раз, планирование сводилось к "вижу цель – не вижу препятствий (особенно замков)", а главным инструментом был изрядный запас того, что его покойная бабушка назвала бы хуцпа (наглость). Сегодня объектом его профессионального интереса стала пыльная антикварная лавка, зажатая между галереей современного искусства (где все было непонятно, но дорого) и рестораном хумуса (где все было понятно, дешево, но совершенно неинтересно с точки зрения нелегального обогащения).

Замок на двери лавки поддался неожиданно легко, словно был таким же древним и уставшим от жизни, как и большинство товаров внутри. Беня проскользнул внутрь, двигаясь с грацией кошки, которой случайно наступили на хвост. Воздух был густым от пыли, запаха старого дерева и еще чего-то… чего-то странного. Беня поморщился. Его тонкая ценительская душа (специализация – чужие часы и ювелирные украшения) не находила здесь ничего привлекательного. Пыльные книги, треснувшая керамика, потускневшее серебро сомнительной пробы… Гурништ мит гурништ (Ничегошеньки), как сказала бы та же бабушка.

Его взгляд зацепился за нечто в углу. Не то шкатулка, не то ларец из темного, почти черного дерева, покрытый резьбой, изображавшей… ну, что-то определенно недружелюбное. Выглядело старым. А старое иногда означало дорогое. Беня потер руки. Вот она, удача! Он осторожно поднял ларец. Тяжелый. С замочной скважиной, но без ключа. Беня хмыкнул – для его шпильки это не преграда.

Пока он ковырялся в замке (и надо признать, не слишком успешно), ларец начал… вибрировать. Сначала едва заметно, потом сильнее. Изнутри послышался тихий шепот, похожий на шелест песка в пустыне. Беня отскочил.

– Ой вей (Ох, божечки), – пробормотал он. – Наверное, сигнализация какая-то хитрая.

Но шепот становился громче, настойчивее, складываясь в слова на языке, которого Беня не знал, но от которого волосы на его затылке встали дыбом. Резьба на ларце начала светиться тусклым, багровым светом. Замок щелкнул сам собой. Крышка медленно, мучительно медленно начала подниматься.

Из ларца хлынул не дым, не свет, а… ощущение. Ощущение древней, как мир, злобы, бесконечного одиночества и какой-то совершенно нечеловеческой, хищной женственности. А потом появилась Она.

Сначала это была просто тень, сгустившаяся в центре комнаты. Затем тень обрела форму – высокой женщины неправдоподобной красоты. Обнаженная, с волосами цвета воронова крыла, струящимися до пола, и глазами, в которых плескалась тьма самой глубокой ночи и насмешка. Она лениво осмотрела пыльную лавку, затем ее взгляд остановился на Бене, который стоял, вжавшись в стеллаж с пыльными ханукиями, и отчаянно пытался вспомнить хоть одну молитву. Любую.