Лето, пахнущее мелиссой

Есть тишина, похожая на сонное озеро в безветренный день. Она успокаивает. А есть тишина, звенящая, как натянутая струна. Она режет слух и заставляет сердце сжиматься в ожидании, когда эта струна наконец лопнет.

Такая тишина была главным блюдом на их семейных ужинах.

Она лежала на белой скатерти между идеальными приборами. Пряталась в коробке из-под пиццы, потому что готовить сегодня маме снова было некогда. Отражалась в синем экране смартфона Мира, в который он уткнулся, чтобы не видеть, как отец с военной точностью разрезает свой кусок, а мама – красивая, с безупречным маникюром цвета пыльной розы – лишь ковыряет вилкой остывший сыр.

Они были вместе двадцать три года. Мир знал это, потому что недавно видел в мамином телефоне напоминание: «Годовщина». Он не знал, отметили ли они ее. Скорее всего, нет. Их любовь, как старый, но надежный автомобиль, давно ехала на инерции, изредка заправляясь на станциях под названием «быт» и «общий отпуск».

– Мирослав, – голос мамы прозвучал так, будто она смахнула пыль с давно не используемого слова.

Мир нехотя оторвал взгляд от экрана.

– Мы с отцом решили, – продолжила она, глядя куда-то в центр стола. – Этим летом в лагерь ты не поедешь.

Слова упали на стол, как кубики льда в пустой стакан. Звонко и холодно.

– В смысле? – Мир даже телефон отложил. – Я с ребятами уже договорился. Мы в один отряд хотели.

– В смысле, ты едешь в деревню. К бабушке.

Он посмотрел на отца. Генадий, или просто Гена, как называла его мама в те редкие моменты, когда их голоса звучали тепло, даже не поднял головы. Он продолжал методично работать ножом и вилкой. Его молчание было громче любого слова. Оно означало: «Решение принято. Обсуждению не подлежит».

– В деревню? – Мир почувствовал, как внутри закипает волна протеста, горячая и горькая. – Зачем? Там же делать нечего! Интернета нет, все разъехались. Вы серьезно?

– Именно поэтому, – впервые за ужин подал голос отец. Он положил приборы идеально ровно по обе стороны от тарелки. – Тебе нужно готовиться. Десятый класс – это не шутки. А там тебя ничто не будет отвлекать.

– Отвлекать? Да я с ума там сойду от скуки! Все нормальные люди едут на море, а я – в ссылку? Спасибо, обрадовали.

Он с такой силой вцепился в вилку, что костяшки пальцев побелели. В голове пронеслась обидная мысль, что зря он не ушел после девятого, как половина его друзей. Сейчас бы уже был студентом колледжа, свободным человеком. А не школьником, чью судьбу решают за ужином с пиццей.

– Мир, не начинай, – устало вздохнула Ольга. Она потерла виски, словно отгоняя головную боль. – Бабушка давно просила тебя привезти. Мы и ее проведаем, и ты спокойно позанимаешься. Убьем двух зайцев.

«Убьем двух зайцев», – мысленно передразнил он. И третьего – его лето. Единственное, последнее нормальное лето перед одиннадцатым классом, перед этим адом под названием ЕГЭ. Ему не хотелось «спокойно заниматься». Ему хотелось соленого ветра, ночных разговоров у костра на пляже и дурацких шуток, которые понятны только твоим друзьям.

– Я не поеду, – отрезал он.

Отец поднял на него глаза. Взгляд у него был тяжелый, как камень. – Ты поедешь, Мирослав. Мы отвезем тебя в субботу. Разговор окончен.

Он встал из-за стола, сгреб пустую коробку от пиццы и понес на кухню. Через минуту оттуда донесся шум воды и гудение включающейся посудомойки. Мама тихо поднялась и ушла в свою комнату, оставив на столе недоеденный кусок.