Расцветая подо льдом

© Максим Форост, 2021

ISBN 978-5-0053-0267-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Трудная и неверная выдалась в этом году весна. Весна – всегда труд. Земля и лес возрождаются в муках. С немым стоном пускает лес соки по жилам, с натугой разворачивает почки из очерствевшей за зиму кожи. Почки прорастут листвой, бутоны лопнут, жизнь вырвется наружу – все силы уйдут на то.

Труд и стоны естественны, как сама природа. Как жизнь и оживание. С ними рвётся на волю восторг, пьянящий дурман и головокружение, но не теперь… Теперь с восторгом возрождения срослась тревога. Точно лес не пробудился, а грубо разбужен – толчком, окриком.

Снег не растаял с весенней истомой, он растоптан подкованными сапогами. Не гроза, а железо гремело над Смородиной. Лес и река проснулись под крики, под жалобы, под тяжкие вздохи людей – усталых, бегущих и падающих в бессилии.

– Затаись! – в панике велит желтоволосый вожак.

Полтора десятка бойцов упали замертво и вжались в землю. Лежали долго. Вслушивались в скрипящий лес, в выдохи ветра и в шорохи трав. Далеко, очень далеко за их спинами, едва-едва различались возгласы – то ли людские, то ли звериные, то ли лешачьи. Не возгласы – победный вой.

Люди вглядывались в чёрные, мокрые от талой воды деревья, в немятую серо-зелёную траву, в нетоптаный остаток снега на тенистом склоне. Впереди лежал луг – широкий, просторный, а потому опасный, как всякая открытая местность. Перелесок за ним чреват возможной засадой.

– Да нет, тут безопасно, – со свистом выдохнул ратник в затёртой кольчуге и в мокром, с прилипшей тиной, всадничьем плаще.

– Лежать, Верига, – зашипел желтоволосый. – Безопасно будет, если я так скажу.

Вожак лежал и считал бешеные удары сердца. За лугом, за перелеском текла речка Смородина – она была бы спасением. Текла она медленно, неповоротливо, едва перемещая свои воды. Желтоволосый вздрогнул. Рядом с ним старый рыжебородый ратник, подняв голову, глядел на далёкие холмы справа.

Там на холмах сгибались в дугу берёзы: некто тянул к земле высоченные деревья. Донёсся крик, деревья распрямились, что-то пронеслось в воздухе.

– Долюшка-Судьбинушка, спаси-пронеси, Долюшка-Судьбинушка, спаси-пронеси, – молодой воин зачастил ратничью молитву.

– Добеслав, язык отрежу, – пригрозил Верига. Он смолк. Деревья распрямлялись ещё и ещё.

– Там был Ярец? – спросил желтоволосый вожак.

– Ярца в той стороне видели, – подтвердил рыжебородый. – Он уводил сотню через болота.

– Их отряд больше нашего, потому и попались, – успокоил желтоволосый. – А нас не увидят.

Берёзы снова, скрипя, разогнулись. Вожак задрал голову.

– Это Путьша, клянусь вам, Путьша Кривонос! – он уцепился глазами в то, что летело над лесом.

– Брось, – передёрнулся Верига, – отсюда не разглядишь.

– Да Путьша это! – стонал вожак. – Путьша и все, кто с ним был.

А рыжебородый ратник вдруг поднялся и, не сгибаясь, пошёл вперёд. Вожак очнулся:

– Эй, Скурат, – окликнул он. – Вернись!

Скурат замер на краю леса:

– Смотри, – сказал он. – На луг выходить нельзя, луг с холмов просматривается. А слева обойти можно.

Один за другим ратники перебрались к Скурату. Долго глядели на луг и на перелесок над речкой. Стояли изнурённые и досадливо скалились. Все – в грязных всадничьих плащах, но без коней, все с луками на спинах, но луки размокли в воде. Люди пропахли болотом, гнилью, поражением. Желтоволосый вожак, глядя на них, сморщился как от боли.