***
Ты кричала и пила домашний коньяк,
В неглиже на разложенном чёрном диване.
Я внимал и на кухне курил свой табак,
Привезённый провизией с Турции ране.
Моё сердце расстреляно, всё в решето,
Но я брал и лобзал всё равно твою руку.
Это было в ту ночь, ты сказала мне, что
Мы чужие, мой милый, чужие друг другу.
Я о чувствах высоких тогда говорил,
И тебе ведь знакомы они были тоже.
Ты смущалась тому лишь, что я очень мил
И ещё, что на целых семь лет был моложе.
А потом мы любили, и было так нам
Хорошо и приятно от этого дела.
Я стал меньше ещё на один килограмм
Обуздав твоё бесподобное тело.
И пусть мы так порочны и в нас нежится зло
Моя Ксюша, мой бес, животных принцесса
Нам вдвоём, несомненно, с тобой повезло,
Что сошлись танцовщица и юный повеса.
Санкт-Петербург
Ей было почти уже тридцать,
Ему же ещё двадцать два.
И часто во сне ему сниться
Как волнами плещет Нева.
И как они в студии вместе
Живут, пьют на вечер вино.
Купив её тысяч за двести
С мансардным на Невский окном.
Внутри же там голые стены,
Матрас на полу лишь лежит.
И ванная полная пены,
Кругом эстетический вид.
Играет Пиаф на пластинке
А он был поэт, да какой!
Он ручкой листок по-старинке
Марал вновь строку за строкой.
И каждый раз в новые платья
Она облекая свой стан,
С поэтом своим ей за счастье
Бежать в дорогой ресторан.
На губы немного помады,
На веках теней синева.
Их встретят пытливые взгляды
Сидящих внутри буржуа.
И твердость их важной походки
Оценит всё это ворьё
Он сядет, закажет лишь водки
И устриц любимых её.
Я Есенин, ты Дункан
Здесь нет уж никаких сомнений,
И нет нисколько в том причуд,
Что души прошлых поколений
В нас приспокойненько живут.
Что тот вон был когда-то гений,
И написал один роман.
А я, быть может, был Есенин,
А ты тогда моя Дункан.
Ты так же страстно танцевала,
Я так же пил, стихи писал
Всё было хорошо сначала
Сменилось сколько одеял..?
О, сколько километров пола
Отмыла ты за этот срок?
И сколько литров Кока-колы
Желудок поглотить твой смог?
А утром натянув колоши,
И как обычно натощак,
Я видел страх у тех прохожих,
Когда выгуливал собак.
Они тебе были, как дети,
И я их как твоих любил.
Шесть сучек, девочек вот этих
Негласно я удочерил.
Читая часто по ребячьи
«Дай, Джим, на счастье лапу мне»
Смотрел я в их глаза собачьи,
И думал, думал о судьбе.
Неужто жизнь нас ждёт такая,
И мне лишь ждать свой Англетер.
И станешь ты совсем другая,
И будет муж миллионер.
***
Проезжают трамваи, авто
Прижимаясь друг к другу так крепко.
Я в распахнутом, черном пальто,
На макушке красуется кепка.
Мне и грустно, и тут же легко,
Вот такие у жизни коктейли.
Как пижон, я задрал высоко
Воротник и пошел по аллее.
А на встречу мне шёл простой люд,
Кто спешил, а кто так на прогулке.
Я уж знал меня скоро убьют
Тёмной ночью пером в переулке.
Или как-то ещё может быть,
Там, где пули поют свои песни,
(И где ценятся доблесть и прыть)
Лучше так, чем от глупой болезни.
Не покроет мой лоб седина,
Не останется в центре квартирки.
Только девушка будет одна,
Что жила недалече от цирка
Эта девушка станет потом,
Вспоминать обо мне с взором влажным.
Открывая наш фотоальбом,
Но всё это уж будет не важно.
Ода фетешиста
Многих женщин ночью в ложе,
Гладил я по нежной коже
И водил между буграми
Их грудей рукой, губами.
Мял растрёпанные пряди,
Гнул им о Маркиз де Саде.
Целовал их, но напрасно,
Всё сгорело всё погасло.
