Бабки

– Марусь, а Марусь!

– Чего тебе?

– Надо бы в поселок сходить да муки прикупить.

– Пускай Танька идет. Я в прошлый раз ходила, мне всю спину заплевали.

– Ягарья Павловна тоже идет. А при ней обижать не станут. Так что не отлынивай и собирайся!

И Маруся стала собираться. Хочешь, не хочешь, а муку приходилось покупать в деревне. Всем остальным девки и сами неплохо себя обеспечивали: какое-никакое, а свое хозяйство имелось, огородец не малый был, колодец старый да глубокий около бани выкопан, а еще, когда больно захочется, девки с сетью на речку ходили, хоть и далековато было. Пускай не себя, так кошек всех своих прокормить хватало. Но мука – дело другое. Ни поля, ни мельницы не было. И приходилось Марусе ходить в поселок. Конечно, рядом с Ягарьей Павловной в спину никто не плюнет, а только так – себе под ноги. Вослед тем, кого называли ведьмами, а в простонародье – бабками.

Вот только бабки вовсе не все бабками были-то. Жили среди них и совсем девчушки, у которых на уме еще только игры да веселье. Были и юные девицы. Самой старой бабе Фене было уже, поди, под сто лет. Никто не знал, сколько точно, она и сама того не помнила уже. Да это и не имело никакого значения. Добрая она была, хотя в поселке и почитали ее злющей ведьмой. А то не злоба, то силушка в руках, какая с годами становилась только крепче. Вот только в деревне силушку эту считали даром от лукавого. Так ли оно или не так, но за всю жизнь бабы Фени втихую многие из деревень и городов ближайших к ней приходили за помощью: кто ребеночка подлечить, кто сглаз свести с себя, а кто мужика от чарки отвадить. И никому она не отказывала, никого не выгоняла, а в оплату брала только крупы, молоко да яйца, или картошки полведёрка: не обирала. И все равно не заслужила славы доброй бабушки, а только бабки, что живет уже, как тот Кощей, целую вечность с ведьмами у самого леса. В ту сторону даже мужики в лес не ходили.

Хоть баба Феня и была самой старой, заправляла всем Ягарья Павловна. Статная, крепкая женщина, годов сорока пяти от роду. По силе мало уступала бабе Фене, а вот умом все же была побогаче. Знала, как с людьми в поселке или из других мест общаться. Может, больше из-за страха, чем из-за уважения перед ней, но в деревне никто против Ягарьи не выступал. Потому Маруся и согласилась с ней идти. Знала, что побоится люд простой на Ягарью руку поднять или слово обидное в спину бросить.

А сама Маруся была девчушка тихая и спокойная, хотя и не совсем девчушка уже. Было Марусе уже двадцать пять годков, да только выглядела она и по лицу, и по уму лет на пятнадцать, не больше того. Таких, как она, в миру не жалуют, а потому и живут они недолго, а в усадьбе Ягарья ее под свое крыло, как птенчика, взяла. Работа ее была несложная: сиди на кухне у печи, чисти картошку, помогай поварихам стряпать суп, пирожки да кашу. Да когда-никогда в поселок за мукой бегай.

«Ведьмина усадьба» – так называли люди в деревне женское поселение, потому что знали: ни одна из тех баб не оказалась там просто так. Все они – ведьмы, которые собрались в одном уж наверняка проклятом месте, и Богу одному известно, как долго они там обитают. Сам поселок Гобики, что в Брянской области, был совсем молодым – и десяти лет не прошло, как его заселили первые жители. Дома строились новые, красивые, из свежих бревен местного леса. Когда стали вырубать лес для строительства станции и поселка, обнаружилось маленькое поселение, где жили одни бабушки, женщины, юные девицы да девчонки малые. И ни одного мужчины. Нигде и никак поселение их не значилось, да и не надо было им, чтобы значилось оно. Тогда еще баба Феня была за главную у них. Но здесь пришлось договариваться, потому Ягарья и переняла управление в свои руки. Нет, нельзя было свести со свету всех, кто пришел в их земли. А она могла, наверное. Как и баба Феня.