Пробуждение номер один
Просыпаться было… странно.
Пахло нагретым деревом, травами и почему-то молочной кашей. Запахи из детства, которых по определению не могло быть в моей холостяцкой квартире. Руки нащупали край одеяла, чтобы поудобнее укрыться и досмотреть явно приятный сон.
Стоп!!!
Руки???
Глаза распахнулись, и я уставился на две абсолютно целых руки. Покрутил ладонями, пошевелил пальцами; поморгал, снова уставился. Ничего не изменилось…
Сердце глухо заколотилось где-то у горла, на глаза навернулись злые слезы.
Белочка, ты жестока…
Зажмурился и сжал зубы, чтобы прогнать позорную слабость, и вдруг понял: руки не мои! Почему-то эта мысль резко меня успокоила.
Набрался смелости и снова открыл глаза. Руки по-прежнему присутствовали на месте в количестве двух штук: по-прежнему не мои, а принадлежащие подростку лет двенадцати-тринадцати. Ощупал голову – лицо тоже не мое, взамен привычной лысины – короткий ежик волос, уши вроде не лопоухие, но все равно не родные. Резко вспоминаю про самое драгоценное и ныряю рукой вниз. Фух, на месте… Уже спокойнее откидываю одеяло и осматриваю тощее подростковое тело. Тело как тело. Не Аполлон, но задатки неплохие. Я в его годы, пожалуй, потолще был, а может, и нет, сейчас уже и не вспомнить.
Осознаю, что по привычке делаю все левой рукой, и снова утыкаюсь взглядом в целую правую. Рука послушно сжимается в кулак, поочередно шевелит пальцами и не собирается никуда исчезать.
Распахнувшаяся дверь отрывает меня от любования, и я наконец-то обращаю внимание на окружающую меня обстановку. Здоровенный мужик с рожей душегуба в десятом поколении оторопело пялится на меня из дверного проема.
– Батюшки, очнулся Егор Николаич! – И мужик исчезает где-то за дверью. – Михайло Игнатьич, очнулся наш соколик! – слышны крики из глубины коридора.
Так, белочка мне попалась упорная, глюк развивается. Егор Николаевич – так, похоже, зовут мое тело; еще бы понять, кто я и что со мной, хоть бы подсказку какую-то дали…
С этой свежей и своевременной мыслью сознание отправляется на перезагрузку.
Пробуждение номер два
Просыпаюсь там же и тем же. Опять любуюсь на целую правую руку. За окном ночь, но слабого света ночника хватает, чтобы рассмотреть палату, хотя смотреть по сути не на что – койка, крашеные стены, крашеный деревянный пол, из щелей старого рассохшегося окна ощутимо тянет сквознячком. Рядом с койкой на простом стуле похрапывает давешний звероподобный мужик. Немного удивляет отсутствие современных материалов в отделке, но в то же время обстановка воспринимается абсолютно обыденно, словно иначе и быть не может.
Чувствую себя вполне сносно, но это ни о чем не говорит, ведь случилось же что-то с Егором, раз он-я здесь. Пока я в сознании и никто не тревожит – пытаюсь выудить из головы хоть какие-то крохи знаний об окружающем. Тщетно. Никаких «левых» воспоминаний не появляется. От умственных усилий начинает болеть голова. Боль нарастает как цунами, грозя накрыть меня собой. Пытаюсь расслабиться, отрешиться от мигрени, но толку – чуть. Особо сильный приступ опять отправляет меня в небытие.
Пробуждение номер три
Просыпаюсь.
Знакомая палата лазарета, где я последнее время провожу времени больше, чем в своей комнате, встречает меня утренним солнечным светом. Не сосчитать, сколько раз я оказывался здесь за последний год. Но сегодняшний случай выделяется особо: сорвать источник в тринадцать лет – это не просто звание неудачника года, это, пожалуй, на звание неудачника столетия потянет!
