С собой наедине. Записки долгожительницы

© Елисеева В. И., 2022

© ООО «ИТК «Дашков и К°», 2022

…1918 год. Мне 9 лет. Живу в г. Ельне (“в елочках”) – малозаметном городке, вокруг которого в радиусе 7 км почти сплошняком росли небольшие елки. Знаменитым он стал после Великой Отечественной войны из-за страшных сражений и несметного числа погибших людей. Живем со своей старой (еще маминой) няней, мамой, старшим братом и сестрой в небольшой четырехкомнатной квартире одноэтажного деревянного домика с чистым двориком и несколькими хлевами для коров, свиней и кур.

Отец – военный инженер, бывший царский полковник, служащий теперь в Красной Армии, приехал навестить семью и заодно повидать своих сестер, живущих в 40 км от Ельни в бывшем нашем имении. Там его и арестовали по ордеру ЧК.

Мы с мамой идем от знакомых по Соборной площади. Тепло, солнце, радостно. Я бегу впереди “велосипедом” и вижу: навстречу едет на лошади, запряженной простой телегой, наш сельский дьякон. Встречается с мамой, останавливается и что-то ей говорит. Я подбегаю послушать… вижу, мама в смятении. Понимаю: отец по приезду в деревню арестован и его везут в ельнинскую тюрьму.

В то время город жил в постоянном страхе – ЧК свирепствовала. Вслед за массовыми арестами следовали незамедлительные расстрелы. За тюрьмой в “чертовом рву” по вечерам слышались выстрелы. Взрослые говорили об этом шепотом; дети прислушивались, знали, говорили между собой. Поэтому весть об аресте отца была для меня равносильна сообщению о его смерти. Пораженная внезапным горем, я, громко крича и плача, бросилась бежать к дому. У дворовой калитки меня встречает испуганная няня. Кроме слова “папа” она ничего не может разобрать и плачет вместе со мной. Потом видит маму, медленно бредущую по улице.

Следователь, арестовавший и сопровождавший отца в тюрьму, позволил ему провести ночь дома, вместе с семьей. Душераздирающая сцена, когда 11-летняя сестра Маруся, любимица отца, бросается с рыданиями перед следователем на колени, умоляя “отпустить папу”… Видимое спокойствие подавленного отца, его уговоры… А потом – тюрьма.

Мама с сыном уехали в Смоленск “хлопотать за мужа”. Отчаянно рыдавшую сестру увезли в деревню.

Я с подругой (11 лет) проводили время у ворот тюрьмы и услышали там, что хлопотать за арестованных ходят к комиссару Филиппову, он добрый. Отстояв с подругой длинную очередь, я вхожу к нему в кабинет и вижу худощавого белокурого молодого человека в сапогах и брюках-галифе, обтягивающих его колени; я перед ним стою, плача и уговаривая “отпустить папу”. Оттуда бежим домой с радостной вестью: папу обещали отпустить. Тогда были еще не сталинские времена и у “властей” оставались какие-то человеческие чувства. Я с подругой могла ежедневно приходить к железным воротам желтого трехэтажного здания тюрьмы и передавать через охранников мелкие передачи вроде подсолнухов, купленных на базаре.

Охранники меня знали. Однажды один из них поднял меня к “глазку”: “Смотри, твоего папу на допрос ведут”. И я увидела папу в синей форме военного покроя, пересекающего большими шагами арку, которая вела из ворот во двор тюрьмы. Лицо у него было сосредоточенное, он смотрел вниз.

А в другой раз освобожденный сокамерник отца неожиданно пришел к нам на квартиру и сказал мне: “Пойдем, с папой повидаемся, только, чур, не плакать!”