Моим землякам, моим морякам, моим строителям и промысловикам, в общем, всем тем, среди кого родился и живу – дальневосточникам посвящается.
История на протяжении всей истории нас учит тому! Что история на протяжении всей истории… Ещё ни кого! И ни чему! Не научила…
Солнце опять по привычке взошло на востоке и, день новый начался.
А история? История продолжилась…
Утро задалось на удивление тихим и благостным, на дворе петухи распевали «с добрым утром!», а коровы ждали добрых хозяев, чтобы дать им побольше молока, на полях колосились озимые, а в саду наливались яблочки и, вовсю жужжали пчёлки, собирая ароматнейший и полезнейший мёд…
Но не могло быть всё так хорошо и приятно с самого раннего утра! Кто-то или что-то должно был всю эту идилию вот-вот испоганить и разрушить. И вот, этот «кто-то», в лице тёщи бедного Жорика, уже пробиралось по веранде и спотыкалось об аккуратно расставленные галоши, сопело и заводилось с самого утра на весь день. Здесь все должны знать: кто в доме хозяин!
Жорик лежал, не дыша, на кровати за ситцевой занавеской, засунув свой нос в ухо любимой жене Любаше. Он усиленно делал вид, как будто спит, ни чего не видит и не слышит. Его галоши ещё с вечера были вымыты – просушены и спрятаны под кроватью, сегодня найти их и куда-то запинать было очень сложно. Не увидя предмет для зацепки и повода поднять крик, тёща выдвинулась во двор. Там её торжественным щенячьим визгом приветствовал пёс Тузик.
– Ты ещё здесь будешь!.. – последовал окрик. Пёс Тузик был на втором месте после зятя по никудышности и пропащести, дармоедности и оглаедности. Гром и молнии плавно переместились на летнюю кухню. На веранде прошуршал на выход тестюха – в принципе хороший мужик, если с ним ни когда не встречаться.
Жорик женился на Любаше и, так как особо идти было не куда, после свадьбы жил в тёщином доме, «в приймах», на веранде. Он высвободил руку из-под головы сладко посапывающей жены и слез с кровати. Вслед за тестюхой на глаза любимой тёщи должен явиться и он, сейчас был его выход.
Сегодня Жорик, опять или снова, по-тихоньку возился в тёщином огороде, мечтая о себе великом и, как на него вдруг свалятся с неба деньги и, как он на конец-то съедет с женой от любимой тёщи и, как он с этими деньгами заживёт. Что-то с грохотом врезалось ему в затылок, да так хорошо, что из глаз посыпались искры, а потом наступила темнота. Он очухался, лёжа головой на коленках у Любаши с мокрой тряпкой на лбу:
– Очнулся!
Любаша любила своего мужа той безоглядной любовью, что даёт право на счастье. Не смотря на всю неказистость и нескладность Жорика, верила в него и надеялась прожить всю свою жизнь, долгую и счастливую, только с ним – любимым, бок о бок, навеки. И при всей жизненной неустроенности Жорика не отступала от него ни на шаг, а в случае очередной неудачи только прижималась к нему и нежно гладила, приговаривая:
– Жорик, бедный мой Жорик.
И все беды и невзгоды сразу же отступали.
Вот и сейчас на глазах у Любы блестели слёзы, она гладила его по голове и приговаривала:
– Бедный, бедный мой Жорик!
Жорик отлежался до конца дня, но всё равно с головой было чего-то не того. По «телику» в это время каждый день показывали Кашпировского и, Жорику дозволили прилечь у экрана, посмотреть на величайшего врача – лечителя всего Советского Союза. Но только на один день! Потому что всем больным всегда хватает одного сеанса, а если не хватает, то значит это не больной, а «сачок». Всю неделю Жорика качало при ходьбе со стороны в сторону.
