Терновая длань

Каменные стены, укрытые пеленой мрака и склизким белесым налетом, являлись немыми наблюдателями всего, что происходило в нем. Тысяча слез и улыбок, смех и крики отчаяния, леденящие душу, – что бы это ни было, стены лишь наблюдали, слушали и внимали рассказам ищущих познания и покоя.

Держа в руке свечу, дева с прикрывающей лицо вуалью шла по мрачной винтовой лестнице. Мелкий огонек на фитиле кружился в танце с воздухом и мягко освещал тусклый камень, украшенный кружевом времени: плесенью и пылью. Из-за всепоглощающей тишины достаточно тихие шаги жрицы разлетались эхом куда-то вверх по этой бесконечной лестнице.

Тихое, томное дыхание, похожее скорее на скорбную песнь, резало полотна, сотканные из звенящей тишины. Лишь только она коснулась ступеньки, как вмиг послышался тихий хруст песка о камень, еще одного символа забвения. Поднявшись вверх, жрица на мгновенье остановилась, прежде чем войти в узкую арку навстречу свету. За ней укрывался скромный обеденный зал для всех, кто когда-то хранил тайны создательницы. Дева прошла мимо столов и потушила свечу. Она была хранительницей храма и знаний, которые он оберегал. Проплыв по серому камню к тяжелой двери из темного дерева, жрица коснулась ручки из серебра и толкнула ее. Яркий белый свет бросился в глаза, как только она оказалась в главном зале собора. Вступив на ярко-красный ковер, покрывающий пол центрального нефа, жрица повернулась к апсиде, где располагался витраж Матери. Бледное, почти белое лицо вечно юной девушки с ярко-алыми губами было направлено вверх, к черной звезде, которую та держала, чуть касаясь тонкими пальцами бледной руки. Огромные витые пары рогов украшали лоб и виски. Черные волосы ниспадали на плечи и струились куда-то вниз, к земле, укрывая от взора ее тело. Дева прошла к алтарю, где на выступе из белого камня лежала огромная книга из темной кожи. Тонкие серебряные нити, что переплетались друг с другом, будто сосуды листка, украшали корешок и ложились поверх обложки, за которой хранились тайны жизни и смерти. Тайны, будоражащие нутро хранительницы. Но эта книга не была ее, она принадлежала тому, кто имел над ней власть. Коснувшись края, девушка попыталась раскрыть ее, как тонкие, почти невидимые нити обвили кисти и подняли ее руки вверх.

– Любопытство – то, за что Матерь так любила вас, своих детей. И потому я не стану осуждать тебя, жрица. Лишь напомню, что эта книга недосягаема для тебя и твоего разума.

Голос Курсаала витал в воздухе, окутывая пространство храма, будто он был где-то позади девы и одновременно в другом конце нефа.

– Прошу прощения. Сама моя сущность тянется к познанию, – тихо сказала жрица и почувствовала, как нити на кистях рук ослабли и рассыпались, будто их и вовсе не было.

– Познание порождает разрушение старых и созидание новых граней сознания.

Хранительница оглядела храм и вскинула руки, заставляя тысячи огней разгореться вновь, подчиняясь ее воле. Свечи вмиг залили серые стены мягким, теплым светом. Мелкие языки пламени чуть подрагивали от сквозняка, гуляющего по залам.

– Грядет конец веков. И потому пришло время для последнего завета, – дева дрогнула, услышав голос Курсаала будто позади нее самой. Создавалось ощущение, что она чувствует его ледяное дыхание.